объезде даже думать неможно. Мы все стоим на том мосту и не знаем, што делать? А тут роженица наша как взвыла! Я чуть не уссался! Век не слыхал каб бабы так вопили. Ничего не соображая, взял ты ее на руки и бегом по мосту понесся. Приволок на другой берег и кричишь водиле:
—
Давай шустрей сюда езжай. Он со страху, как дал по газам и мигом рядом оказался. Ты с ими до самого роддома доехал. А баба наша на пороге той больницы родила, чуть не дотерпела. И дите в свет головою выскочило, видать, развернулось, когда ты их через мост волок. Ну, скажу тебе, не верил и потом, что смог ты родиху через мост перенести. Перед той бабой Вася просто мышонок мокрожопый. Она ж, цельная мельница, русская печка в натуре! Вот что творит с мужуками страх. Я когда в обрат воротился, люди испросили:
—
Кого же он сам выродил, сердешный?
Федька и Михалыч расхохотались так, что стекло
в окне дрогнуло.
—
Я б ее тогда и до роддома допер бы, каб не пужался, што родит она прямо на руках, а мне неведомо, как с дитенком обращаться. Каб об том подумал, ноги враз ослабли, — признался человек.
—
А я на Колымской трассе много раз баб спасал! Да и другим приходилось выручать людей из беды. Но один случай век не забуду, — улыбался Федор.
—
Мы уже в машину влезли, полный кузов зэков. Последний влезал, как нам навстречу мчит по спуску на всей скорости инкассаторская машина. Мы и ахнуть не успели, как она нам в лоб въехала. Да так всадила, что зэки и охрана горохом из машины полетели. Хорошо, что наш водила не успел в кабину влезть, он перед дорогой покрышку грел, мочился на нее. И не успел ширинку застегнуть, как обе машины закувыркались. Ну наша на ровном месте стояла. Ее развернуло, она еще юзом прошла и остановилась. А инкассаторская, кувыркалась как сволочь. Раза четыре через уши кульбит сделала и встала на бок. У наших мужиков в глазах заискрило, а ну-ка, сама «кубышка» подвалила, явно, что с Магадана, а значит, из банка, кому-то получку, «бабки» везет. Будет чем поживиться. А тут еще лафа, три охранника наши, все в лежку, встать не могут. И старший ихний мусоряга, что в кабине сидел, ему и перепало, мигом душу выбила с него инкассация. Ее на обледенелом спуске понесло, она врубилась в нас. В кузове остались все, кто идти не мог, другие кинулись громить и чистить «кубышку». А она на боку лежит, там, где двери. Все другое помято и заклинило. Задние двери и водительская— совсем зашкалило. Мы решили поднять ее и поставить быстренько на лапти. Только оторвали от земли, стон слышим. А когда машину поставили, решили глянуть, кто ж живой остался? Посветили фонарем, глазам не верим, баба! И спрашивает нас:
—
Что это было? Кто навалился на меня?
—
Машина! — ответили ей.
—
А я подумала, какой мужик попался кайфовый! Уж прижал, так прижал! Впервые сама не смогла справиться!
—
Мама родная! Она как встала, мы все к своей машине попятились. Эта баба одной рукой, не напрягаясь, всех нас уложить сумела бы. Вот это инкассаторша! Зачем такой оружие! Она эту свою машину голыми руками развернет куда ей надо. Я сам видел, как она вытащила водителя, сунула его в кузов, села за баранку и покатила дальше, даже спасибо не сказала!
—
Крутая! — похвалил Михалыч.
—
Баба, конечно! — согласился Федька.
—
Да при чем баба? Я про машину! Это ж надо, после кульбитов своим ходом пошла!
—
Так это ж броневик! Что ему сделается? А вот баба как выдержала такой вес?
—
Мышь копны не боится! Про то исстари ведомо! — усмехнулся Петрович.
—
Если она мышь, то я даже не гнида! — крутнул головой Федька и добавил:
—
Нам на следующий день начальник зоны объявил благодарность за своевременную помощь работникам банковской службы в ликвидации дорожного транспортного происшествия. И добавил:
—
Молодцы, ребята! Ведь эти люди везли зарплату целому городу. И как они сказали, вы даже не попытались заглянуть в машину!
—
Жить хотелось! — подумали мы все, но вслух промолчали. Ведь нам администрация почти праздничный ужин устроила в тот вечер. Даже компот с белым хлебом дали каждому.
—
Все равно вы этими деньгами не воспользовались бы. Куда б их дели в зоне? А и сбежать бригадой не удалось бы. Всех переловили бы и добавили б сроки, приклеили б грабеж, — заметил Михалыч.
—
Нам не удалось бы взять те деньги, ведь только мы отъехали, мимо нас промчалась машина сопровождения «кубышки». Она, видать, приотстала, но, конечно, нагнала. Зато мы долго вспоминали инкассаторшу. Эту женщину и ракета не сшибет. А уж пулю и не почувствует. Я такой уже никогда не увижу! За нею, как за китайской стеной, всю жизнь без тревог дышать можно!
—
Эх-х, мужики! И в зоне, и в ссылке всякое случалось. Оно и на воле иной раз бывает не лучше. Вон недавно я на рынок пришел харчей подкупить, глядь, молодой парняга в инвалидной коляске побирается. Сам без ног. Ну, мать его возит. Короче, разговорился с ним. Узнал, что человек в Чечне на растяжке подорвался. Он служил там. А когда вернулся калекой домой, ему такую пенсию дали, что вслух назвать сумму, едино что матом выругаться. На хлеб и то не досыта, о другом и не мечтай. Вот тебе и защитник
Отечества, в разведке служил. От службы не уклонялся. А попал хуже, чем в петлю. Ему людям в глаза смотреть совестно. Но что делать? Мать
слезами
обливается. Ей вовсе горько. В армию отправила здорового мальца, а воротился калекой. Какой с него помощник? Куда
и
кто возьмет его на работу, коль здоровые мужики без дела маются. А на базаре, ох и тяжко приходится ему, милиция с негр свою долю берет за то, что на рынке побирается и его не гоняют. А эти кавказцы, какие торгуют на базаре фруктами, еще изгаляются над ним. Подходят к парню и при матери базарят:
—
Ну, что лопух? Много тебе дали за медали? Скажи спасибо, хоть живой остался. У нас
на
Кавказе с чужим солдатом разговор короткий. Нечего вам у нас делать, никто вас не звал и не ждал. Теперь попрошайничай! Зато приказ выполнил, отморозок!
—
Этот парень мне говорит о своей беде, а рядом грузины стоят, слушают, ухмыляются. А у меня на душе кипит. В чем тот малец виноват? Живет с матерью в старом доме. Без удобств, без надежды, без завтрашнего дня. Вот и хочу заглянуть к нему, может, чем, подмогну, камин поставлю им. Конечно, без копейки. Вот только кирпича разживусь.
—
Ты что отец? Да таких по городу полно! А кто. нам помогал? Случись что с тобой, никто не поддержит! Что это на тебя нашло? — вскипел Федька.
—
Замолкни! Я покуда в твой карман не лезу, сам, зарабатываю и кормлюсь без твоей подмоги. Чего; указываешь, сопляк? Ишь, хвост поднял, щипаный петух. Не прошу, чтоб ты со мной пошел к том мальцу!
—
Я еще с рельсов не падал! Когда мне лихо при шлось, тоже никто не помог. И только полковник всем был прав! Даже в том, что сына задавил!
—
У каждого свой полковник на пути объявился Ты, Слава Богу, с Колымы воротился в целости. Хоть за это Господу обязаны. В благодарность подмогу несчастному уж чем сумею. За тебя тем людям радость оставлю. Я вас не зову с собой. Только помни, Федя, доброе что сеешь, оно на небесах видно. И к тому сторицей воротится. Что проку брюзжать на всех поголовно, только себя растравишь.
—
Возьми и меня с собой. Може, сгожусь там, а и тебе подсоблю в чем-то, — подал голос Петрович. И добавил глухо:
Вы читаете Вернись в завтра
