Верно сказываю, Дарья!
—
Да с чем тут спорить? Уж даже не о помощи речь! Придешь домой, поделиться не с кем! Словом бы обмолвиться, а с кем? Кругом одна, как на кладбище. Неприятность на работе, сама выревусь ночью в подушку и все на том. Заболеешь, вовсе хило. Даже в аптеку послать некого. Всякое случалось, что и говорить. Но с другой стороны, посудите сами, а где теперь путевые мужики? Хорошие заняты, а дерьмо кому нужно? Так и у Розы! Были б у нас с нею приличные мужья, разве мы с ними развелись бы? Вот и живем одиночками, каждая в своей норе. А уж как приходится и достается, только нам известно. Никому этой доли не пожелаешь, даже лютому врагу!
—
А Роза на будущий год приедет? — поинтересовался Михайлович.
—
Не знаю. Если дети к ней нагрянут, вряд ли сумеет вырваться. Сколько б она ни жила в Израиле, она останется русской матерью. И как те ее нынешние земляки, не выставит взрослых детей в самостоятельную жизнь, потому что какие б ни были, они наши дети. Роза не оставит их одних без помощи и поддержки. Да что там говорить? Вон ко мне моя дочь пришла. Глаза в глаза стыдно глянуть. Сама вся в слезах и соплях. Везде непруха и облом. Конечно, дала ей денег, продуктов, а куда я денусь? Ведь она моя дочь. И умнеем все с годами в бедах. Пусть бы они обходили стороной нашу детвору, глядишь, и мы пожили бы подольше…
…А уже через неделю сидели все трое перед камином. Дарья радовалась, и вдруг вспомнив, спросила Петровича:
—
Васек! Скажи, куда привести кирпич тому пареньку, какой на базаре?..
Петрович отвернулся, ответил охрипшим голосом:
—
Ужо не нужно…
—
Почему?
—
Помер он, повесился. Не выдержал. Устал от унижений, не совладал с собой…
—
А мать? У него, вы говорили, старая мать была.
—
Тоже умерла, сердце не выдержало. У нее кроме сына не было никого. Она за хлебом пошла, когда ее сын повесился. Сама только и успела похоронить его. Когда в могилу мальца опускали, она как закричала… И тут же все. Парня помогали хоронить как участника боевых действий. А мамку на другом кладбище, где бездомных хоронят. За нее платить было некому, — опустил голову Андрей.
—
Не успели мы, опоздали, не повезло, — добавил человек тихо.
—
А у меня на работе сегодня стычка была. Грузчик наш так избил свою жену, что она в реанимацию попала. Цепью выходил бабу. Приковал наручниками к батарее и как Сидорову козу выдрал.
—
Это за что же так круто?
—
Гуляла от него. Все годы изменяла мужику. Он знал. Ругал, бил по морде, ну, а тут достала до печенок. Ведь двое детей, а у нее ни стыда, ни совести. Хахалей в дом привела. Вот и получила, все зубы он ей выбил, саму дочерна уделал. На спине и заднице шкуру до колен содрал. А эта стерва пришла в себя в реанимации и не о детях, о хахале спросила, живой ли он, сумел ли убежать от мужа? Вот вам тоже мать… Такую, если б и насмерть забил, жалко не стало б! Одно плохо, детям как жить в такой семье? — досадовала Дарья.
—
Другую мамку искать надо!
—
Теперь где мамку сыщешь, когда кругом одни бляди! — буркнул Андрей Михайлович.
—
Слушай, ты полегче на виражах! Выходит, я тоже?..
—
А ты при чем? Свою взрослую не кидаешь, а эти совсем малышей бросают!
—
Вася! Так что Тоня решила с работой? Пока могу взять! Эти места не пустуют. Уже просятся туда! — повернулась Степановна к Петровичу, тот закряхтел:
—
Понимаешь, Дарья, боится Тонька этой работы. Ведь училась она в деревне.
—
Ну и что? У меня половина кладовщиков из села. Уже по скольку лет стажа имеют. Все справляются, никто не жалуется. И ее научим.
—
А Кольку куда денет? — спросил человек.
—
В наш детсад переведем. Ему даже лучше будет. Платить за него совсем немного придется. А уж на руки получит больше, чем в том детсаде, куда теперь водите.
—
Трусиха моя Тонька, перемен пужается.
—
Я с нею общалась, когда она убиралась здесь. Нормальная женщина, у нас спокойно справится. Первые две недели поучится, а дальше сама примет склад. Ничего трудного и страшного в нашем деле нет. Лишь бы не пила и не курила…
—
Еще чего не достает! Да я ей ухи оторву, не приведись такое примечу! Сам держу в вожжах накрепко. У мине в сторону не сойдет, кнут завсегда в руках держу наготове! Об том и речи нет! — вспотел Петрович.
Степановна рассказала об условиях работы, зарплате, о людях, работающих на базе. Соседи слушали внимательно.
—
Хочь сам туда беги! Коль так как говоришь, отчего у тибе народ не держится? Почему бегит?
—
Воровать и пить не даем. За это выкидываем с базы вон, не глядя на стаж и возраст. Это точно. Вот и в том месяце семерых уволили. Двоих кладовщиков, пятерых грузчиков. Никто у нас заявления на увольнение по собственному желанию давно не подает. Люди за свое место держатся. Оно и понятно. Зарплату мы, пусть понемногу, но повышаем, выплачиваем ее регулярно, без отсрочек. Есть у рабочих свои льготы и преимущества. Так что решайте сами, но на размышления у вас очень мало времени осталось.
—
Ладно, Степановна! Куда и когда прислать к тебе Тоньку? Считай, уговорила обоих разом!
—
А ты, Василек, не смейся, я и тебе дело найду, если немного подумаю!
—
В сторожа, небось? Не уломаюсь, — заартачился мужик сразу.
—
Зачем? Будешь завхозом по совместительству и плотником, сразу на всю базу. Станешь за порядком следить. Не только в конторе, а и на складах. У нас эта должность свободна. Не каждого возьмешь и доверишь не всякому.
—
Не-ет Дарьюшка, не уговорила! Получка жидкая, я на заказах кучерявей зашибаю. А ну как стукнет в голову свернуть к молодке на вечерок? С чем к ней пожалую? Нынче опрежь чем впустить, смотрят в «глазок» с чем возник? Коль в руках пусто, не отворят.
—
Плохи твои дела, Васек, что бабы на подарки, а не на самого смотрят. В таком даже признаваться! совестно, — упрекнула Степановна.
—
Да не стыди! Спросом у бабья покуда пользуюсь. Вон, недели две назад делал ремонт в доме,
где
хозяйка — баба! Ох и прижала к себе! Всего как есть. Горячая женщина, молодая. Да только я в отказе усталый был.
—
Небось, платить не хотела за работу?
—
Не обижаюсь, сполна отдала.
—
Так отдала иль отдалась? — рассмеялась Степановна.
—
Уж и не помню! — засмущался Петрович.
—
Не пытай его, Степановна! Наш Петрович к бабкам, а не к бабам в гости ходит нынче, да и то лишь с пряниками. Говорит, что с этими гостинцами они сговорчивее становятся, чаем поют безотказно, — смеялся Михалыч.
—
Не бреши пустое! — досадовал Петрович.
—
Чего уж там базарить? Пошел наш Васек к Свиридихе. Целый вечер у нее на кухне
Вы читаете Вернись в завтра
