когда у него приступы начинались, он ластик в зубах зажимал, чтобы домашних стонами не беспокоить.

— Вон он бы на тебя посмотрел…

— Инна, это я уже сто раз слышал, так что чего-нибудь пооригинальней. Да, ты права. Вот только больше всего он бы порадовался, наблюдая, во что страну превратили, за которую он худо ли, хорошо ли, но полжизни отвоевал.

— Полжизни?

— А как же? Он у меня с десятого года. Вот и считай — воевать начал с Халкин-гола, потом — Финская война. Потом — Великая Отечественная. Три года на передовой. А потом с последствиями ранения и контузии воевал всю жизнь. Мать рассказывала — это вообще пиздец, чего он испытал. Прожил восемьдесят лет — из них только двадцать девять лет нормальных. Хотя, как сказать: с семнадцатого года до тридцать девятого — тоже время не сахар. Мотался по гарнизонам по Дальнему Востоку. Вот биография, да? А мы бы с ним нашли общий язык, я его, правда, не очень хорошо помню. Не ценил я тогда, что у меня дед жив. А бабы — мать моя да тетка — они же ни хрена не знали, где служил и все такое.

Ладно, это было лирическое отступлени. Слушай дальше. Что демократия, что марксизм — порождение жидов. И две этих системы, несмотря на якобы «смертельную вражду», быстренько спелись, чтобы затравить здоровую идеологию Германии. Вот ты представь, есть у тебя смертельный враг, и вдруг появляется другой враг. Ты что, побежишь мириться с первым, чтобы вместе одолеть нового? Мы что, объединимся с рэперами, чтобы долбить хачей? Или наоборот? Да никогда. А вот если враг угрожает вам обоим, то тут вы подумаете, правильно? Примерно так наши объединились с конями против спартачей. По отдельности махаться — спар-тачей все равно больше. Но ведь все равно легкая неприязнь осталась. Объединяются с тем, с кем у тебя больше общего, правильно?

Так что Советский Союз воевал за интересы Америки, точнее, за интересы жидов. Любая Европейская война разжигалась в Америке, как Первая, так и Вторая мировая. У нас чего было? Когда воевали с японцами, жидам эта победа была не нужна, и они радовались, когда мы просрали, а с четырнадцатого года вдруг сами все заделались патриотами. Но это в тылу. А на фронте начали разлагать армию. Разложили. Как правильно написал Фюрер, «…водрузили знамя революции на фронтах». После революции семнадцатого года жиды истребляли все русское — начиная от церквей, заканчивая именами — Владлены, Ленжи всякие. Крепких крестьян — истребили. Казаков — истребили. Дзержинский говорил: «Я с детства мечтал о шапке-невидимке, чтобы истреблять москалей». А Ленин говорил: «А на Россию, господа- хорошие, нам наплевать…» Троцкий нас в белых негров хотел превратить. Какие первые законы Ленина? Свободу пидорам и расстрел за «великорусский шовинизм». А когда жидам приперло, когда понадобилось Ваню-дурачка вместо себя под танки погнать, вот тогда оперативно вспомнили про русский патриотизм, про погоны вспомнили. И ордена Сталин ввел Кутузова да Суворова, не Сруля Абрамовича же… Жиды в России всегда про патриотизм вспоминают, когда Ванечку нужно на войну послать, чтоб он там свою буйную головушку под пули подставлял за чужие интересы. А когда Ванечка за свои интересы хочет повоевать, тут же вспоминают о «правах человека», о «мирном урегулировании», о «конструктивном диалоге». Хорошо. Выгорело у жидов и на этот раз. Задавили Германию. Нашим же, русским мясом задавили. И что? Вот, цитатка одна. Пишет Леон Деггрель, глава бельгийских рексистов.

— Кого?

— Рексистов. Партия такая нацистская. «Проиграв эту войну, потеряли шанс своего великого будущего не только Германия, но и вся Европа, весь мир. Посмотрите, какой мир построили сегодня победители, его (ну, в смысле Гитлера) враги. Царство денег, насилия, смешения, вырождения, низменных, недочеловеческих инстинктов. Все кругом продажно, низко и материально… Мы сражались за нечто Великое. И, вы знаете, духовно мы не проиграли… У них нет одного — Веры. Она есть только у нас. Это была война против двух типов материализма — капиталистического и марксистского… они могут отнять у нас нашу жизнь. Нашей веры у нас они не отнимут».

— Да, но почему тогда наши не пошли за Гитлера воевать?

— У-у, еще как пошли! РОА, СС «Варяг», Казачий корпус СС генерала Краснова, дивизия СС Каминского. Русских было столько, что их пихали даже в «Валони», «Викинг», «Шарлемань». В Вермахте с самого начала войны было такое понятие — «хиви». Ну, вроде «добровольно помогающий». Так назывались советские военнопленные, которые, попав в плен, тут же получали оружие и воевали против жидов. Была дивизия СС «Руссланд», батальон СС спецназ «Полицай». Была украинская дивизия СС — «Галичина». Русские воевали во Франции, в Югославии против жида Тито, вместе с четниками генерала Михайловича, если я фамилию не путаю, на Курской дуге были русские, восстание в Варшаве давили почти одни русские — генерал Каминский. Русские эсэсовцы дрались даже после капитуляции, это документально подтверждено. Что ты, милая, наших до черта дралось за Гитлера! Дегрелль еще где-то писал, я сейчас точно не помню, но смысл такой: воюя в России, он полюбил Россию, увидел, что нас тоже скрутили жиды, и сказал, что если знамя этой борьбы опять поднимется где-либо, то это будет только в России. Вот, Инна, тебе моя лекция. Сама напросилась — на то и напоролась. Если загрузил выше крыши, то извини.

Квас резко встал и надел джинсы. Потом посмотрел на часы, присвистнул, покопался на полке с кассетами и достал одну:

— Держи. Дарю. Франк Ренике и там еще несколько классных маршей дописано.

— Спасибо. Нет, Митька, погрузил ты меня хорошо, но скучно не было, честно.

— Интересно, куда мои предки провалились… Ладно, пойдем чай пить, а то я чего-то перебазарил, аж в горле спеклось.

Они пошли пить чай.

В типографии, где работал Квас, летел срочный заказ на какие-то дурацкие рекламные папки для Lucky Strike, и довольно часто ему приходилось работать в ночные смены. А тут он работал в четверг днем, да еще его оставили на ночь, ламинировать обложки к этим тупым папкам. Обложек было много, приближалось время сдачи заказа, начальник с утра сказал Квасу: «Не погуби!» — и он работал вместе с дневной сменой еще часов до одиннадцати. Излишне говорить, в каком состоянии он ехал домой, и когда Квас беспокойно дремал в метро, ему снилось, как он приедет домой и будет спать, и спать, и еще раз спать.

Квас приехал, зевая так, что мог бы разом заглотить не самую мелкую дыньку, но мама распорядилась по-своему — сегодня-де единственный день, когда можно им вдвоем кошку отвезти в ветеринарку. Все понятно, что Квас устал, но ничего не поделаешь — они записаны на три часа, и придется ему через себя перешагнуть.

Квас мрачно посмотрел на кошку, раскинувшуюся на полочке для шапок над вешалкой. Там специально для нее была уложена черная кроличья ушанка, в которой Квас, будучи второклашкой, в свое время вприпрыжку несся по утрам в школу, дожевывая утренний бутерброд. Теперь кошкина черная голова сливалась с ушанкой, торчала только кошкина лапа с белой перчаточкой. Лиска была интересной кошкой — она не мяукала, как домашние Мурки, а только выла и повизгивала. Выла она по любому случаю — кто-то громко хлопнул дверью — воет, ворочает ключом в замке отец, хорошо погулявший на дне рождения начальника, — воет, брехает полоумный соседский пудель — усядется напротив двери и воет. И шла она не так, как ходят домашние кошки — лапами тяп-ляп и вихляя задом, а шагала, как маленький черно-белый тигр — след в след, низко опустив треугольную морду, глядя перед собой, так что все домашние сторонились. Чувствовалось, что идет не домашняя размазня, а маленький, но все же хищник. Но Лиска просто так не задирала людишек, так только, иногда, чтобы не забывали, кто в доме хозяин. Когда Квас устраивал с ней спарринги, она дралась лапами, не выпуская когтей, и смачные шлепки, и воинственные кошачьи вопли разносились по всей квартире.

Оказалась Лиска в доме случайно — тогда Квас еще заканчивал мучиться в девятом классе, ходил на подготовительные курсы в свой будущий технарь, никаким нацистом еще не был, а до работы санитаром оставался еще почти год и три месяца. Он просто случайно зашел к школьному приятелю, у которого не был уже сто лет, и обнаружил у него целый выводок молоденьких котят. Вволю навозившись с ними, Квас, тогда