даже по секрету вам скажу, и которые возбудители антисемитизма только по матери, мы их все равно удалять будем, и которые по отцу — тоже тут не слишком долго задержатся! Россияне еврейской национальности! Всемерно поддерживайте борьбу с антисемитизмом! Пакуйте ваши чемоданишки, узелочки, баульчики и готовьтесь отбыть на историческую родину при первой же возможности! Но! — Квас поднял палец. — Некоторые господа себя вели в России так, что даже после их отбытия в сердцах многих честных граждан могут остаться искры антисемитизма. Поэтому даже если мы проявим преступную халатность и им удасться ускользнуть из России, то тогда нам придется бороться с возбудителями антисемитизма уже за пределами нашей очищенной от возбудителей антисемитизма Родины. А вообще, мой идеал — загнать всех возбудителей антисемитизма и возбудителей расизма, а также возбудителей гомофобии куда-нибудь в Антарктиду, и пусть они там друг с другом воюют за жизненное пространство!

— Знаете, что такое интернационализм по-фанатски? Это когда спартачи, динамики, кони, паровозы, торпе-досы, Невский фронт, Stalingrad Ultras, забыв все разногласия и конфликты, все вместе, плечом к плечу, идут резать хачей.

— Давайте-ка споем… тихо споем, — понизил Квас, увидев жест Молодого, — наш гимн. Гимн борцов с возбудителями антисемитизма. Три-четыре!

Молодой громким свистящим шепотом запел свое (на мотив «На поле танки грохотали…»):

Боксер театрально всхлипнул и протер глаза.

В углу заплачет мать-стару-ушка, В сердцах слезу смахнет отец, И пидор Го-оги не узнает, Какой у Гиви был конец.

Когда передача закончилась, все пошли ужинать, и за трепом время неслось незаметно. Раскладывая по косточкам передачу, к слову пришлись несколько анекдотов из их собственной практики борьбы с «возбудителями расизма». Например, забавная история, произошедшая с Поваром.

Это было, когда еще Повар был достаточно «зеленым» пионерчиком и хотел заработать себе белые шнурки. Но, видать, над ним тяготело родовое проклятие. Когда они выходили на охоту, и в их рядах был Повар, можно было спорить на что угодно, что ничего не выйдет. Уже одно это делало Повара объектом для незлых подначек. Повар так бесился, что даже похудел. Они ездили с Поваром в Перловку по вечерам три раза, и ничего не случилось. А Перловка между тем всегда считалась хорошим, урожайным местом. Но стоило Повару простудиться и не поехать, как все ложилось в масть и они здорово веселились. Бедняге об этом даже сообщать не стали — Роммель боялся, что все это может плавно перейти в навязчивую идею. И вот наступил день, когда Повар решил умереть, но доказать, что он такой же, как все. Ради своего друга Роммель, Бабс, Квас и Сергей решили посвятить этому весь день. Начали поиски с утра. Где они только в тот день не были! Подошвами своих тяжелых ботинок они истоптали Москву, прямо как медведь любимый малинник. И за весь день никого, в это трудно поверить, но ни-ко-го подходящего не нашли. То есть потенциальные жертвы рассекали Москву-матушку во всех направлениях, но подходящего момента они так и не словили. Начало нового дня застало их в абсолютно пустом последнем вагоне электрички, когда они возвращались домой. Повар вырвал бы себе все волосы на голове от злости, только, к счастью, в тот момент рвать было особенно нечего. Роммель сокрушенно крутил головой и говорил, что это фантастика, это прямо мистика, твою мать! Что надо идти к колдуну! Тут им компанию составил милицейский патруль, который сначала обшмонал их, придирчиво проверил документы, а потом менты стали болтать с ними о том о сем. И вдруг случилось ужасное — в вагон вперся толстый датый негр.

— Вот и говори после этого, что ничего такого… — убито изрек Роммель и неопределенно покрутил рукой над головой, — нет!

Повар всхлипнул. Остальные скины поразевали рты. Сергей медленно перекрестился и сказал: «Спокойно, Повар, это тебя нечистый подначивает!»

Когда первый шок прошел, начались смешки в адрес Повара.

— Все бы вам смехуечки… — пробовал отбазариться Повар, улыбаясь чуть ли не сквозь слезы. Но потом Се-рега допустил запрещенный прием:

— Прикиньте, ребят, сейчас этот ниггер подойдет так, вытащит белые шнурки, потрясет ими у Повара перед носом и сделает так, — Серега поднес указательный палец к губам и несколько раз быстро провел им сверху вниз. Получилось противное дребезжанье.

Повар тихо взвыл, а вокруг рассмеялись все, даже менты. Они, кстати, тоже просекли всю комичную трагичность или наоборот, трагичную комичность ситуации. Это событие в бригаде даже стало притчей во языцах. Повара довели то того, что он болезненно реагировал на каждую улыбку. Это продолжалось до тех пор, пока Повар не добыл-таки себе белые шнурки, и по этому поводу бригада гуляла весело и шумно, а Роммель внес предложение отмечать 14 марта наравне с 20 апреля и 30 января…

Ночевать остались у Молодого, а с утра решили отплатить миру за идиотскую передачу.

Тряслась на ходу ранняя электричка. В тамбуре последнего вагона, с выбитым окном и жестянкой, забитой вместо него за железные прутья дверей, с обоссанным вонючим полом и липкими пластиковыми стенами, исписанными похабенью, стоял Роммель во главе своей зевающей наперегонки командой. Лица у всех были помяты. Тяжелая еда на ночь и беспокойный сон в накуренной комнате оставили свои следы. Черная одежда оттеняла хмурые землистые лица. Все уже успокоились по поводу вчерашней программы, но отступать было поздно. При виде этой тесно стоящей группы люди в тамбуре не задерживались и старались проскочить в салон, все с такими же серыми и помятыми лицами. Это была уже третья электричка. В первых двух не было никого. Сейчас они ехали опять в сторону Перловки, чтобы там пересесть на электричку до Москвы, и если уж там ничего не будет, тогда все, не судьба. Разведчик Башня, единственный, одетый в штатское, сейчас шнырял по вагонам. Квас дремал, опершись спиной на закрытую дверь. Он держал в руке бутылку «Тархуна» и не открывал глаз, когда кто-то ее забирал, потом, толкая бутылкой в его кисть, возвращал, тут Квас не глядя делал глоток, и бутылку снова забирали. Все ждали Башню. И вот он появился.

— Ни хрена, глухо, как в танке! — бросил Башня и сплюнул. — Время такое галимое. Русские люди на работу едут, а эти козлы еще дрыхнут, небось.

— Чего, неужели никого нет?

— Да нет, все, вроде, более менее наши.

— Спать охота-а!

— А-а, на том свете отоспимся…

— Только Квас сейчас спать поедет.