— За что?

— За то, что скин, как за что? Ну это когда я еще в технаре учился. Пошли мы на День рождения к девчонке одной из класса, ну, мы потом прогуляться слегка решили с одной девчонкой, рядом с «Кропоткинской» меня и отметелили. Менты спасли. Эта девчонка за ними к метро сбегала. Вообще центр — место гнилое.

У «Кропоткинской» тогда парня одного тоже клоуны прессанули, после этого он скином быть перестал.

Инна поцокала языком и погладила его по бритой макушке.

— Да я и не обижаюсь, — Квас дернул головой. — А ля гер ком а ля гер. Я знаю, что до момента, когда Россия будет русской, у нас будут и убитые, и раненые, и в тюряге кому-то посидеть придется. А как же? Нам, русским, наше русское государство никто с неба на веревке не спустит, пока мы его себе сами не завоюем.

Квас откинулся на спину.

— Фу, рука устала… Никогда еще девушек не мучил такими лекциями, но ты уж сама напросилась, так что терпи. Что, в скинах немножко разобралась?

— Ну, в общем, да

Квас перевел дух, привстал на локте и потянулся через Инну за сигаретами.

— Дай мне тоже одну. Ага, спасибо… Да нет, в чем-то вы правы, конечно. Хачиков-то я сама не выношу.

— Любовь моя, я еще не кончил.

— А ты еще и не начинал.

— Ну, не закончил. Слушай, я тебе еще не надоел?

— Да нет, прикольно…

— Ну а теперь — как я стал брить голову.

Короче, работал я два месяца санитаром в одной больнице, довольно известной. Мое отделение называлось «торакальная хирургия». Короче, грудная клетка там, раненые всякие. Помню, там бандюк один лежал, я не помню фамилии его, бывший пловец. Во шкаф здоровый был, у него жена очень красивая была, Кирой звали. Его потом в Кремлевку перевели… Русские бандюки, конечно, тоже не подарок, но потом там все больше и больше черножопых стало появляться. Вот там я с ними и познакомился, так сказать, близко. Кто бы тебе чего ни говорил, Инна, запомни раз и навсегда — хороших хачей не бы-ва-ет. Хороший хачик — это только дохлый хачик, ну, на крайний случай — тяжело раненный. Менталитет у них такой, все они звери и суки. Все они русских ненавидят и все они, когда их власть, жизнь нашу ни во что не ставят. Ну, слушай, чего там было.

Палата восьмиместная, а там один черножопый лежит, а абреки его сон охраняют. А русские в коридорах лежат, там с капельницей пройти негде. Или лежит русский в боксе после операции, трогать его нельзя, а черные берут его и в коридор вместе с капельницами, как мусор. Повырывают, суки, по дороге половину, а человек умирает. А ведь ему операцию сделали, все, его спасли, у него семья уже все вроде, отволновались, ждут, когда он домой вернется. А тут-оп — и звиздец. И так на моих глазах человек пять погибло, просто так, за здорово живешь.

— А врачи что?

— А так они же за это за все деньги получали. И потом там один врач жид был, рыжий такой, ублюдок, а второй хрен знает кто, но тоже не русский. У тебя боли после операции — к тебе там никто не подойдет, хоть оборись. Черножопые все обезболивающее оптом закупили. Тебе ночью плохо стало — сестра, сука, не подойдет, она всю ночь у черножопого, то мух отгоняет, то хуй сосет, как же, ей в баксах заплатили. Эти суки-врачи, знаешь, какие там бабки делали на внеочередных операциях, жизнь черножопым спасали, за счет русских, понятно. Ты чего, Инна, там такой беспредел был! И решил я мстить. Вот Серега-то, мой лучший друг, он первый, с кем я объединился для этого. Стали искать, к кому бы приткнуться. И тут-оп-па! — открываю «МК» и читаю, что опять эти мерзкие злые скинхеды отлупили какого-то безобидного кавказца. Ну и там про скинов — что за люди, идеология их там, то се. Ну, все, и тогда я понял, кем я буду по жизни. Хорошо, что я узнал про них, потому что иначе я бы взял нож, пошел бы на улицу и засыпался бы на первом черножопом. Мы с Серегой, конечно, не сразу вышли вот на Роммеля и его команду. Видели и скинов-модников, и скинов-трепачей, и скинов — просто идиотов, особенно почему-то среди фанатов.

— А где вы с ними познакомились?

— С кем, с фанатами?

— Нет, с Роммелем вашим?

— С Роммелем? Ну, это уже года два назад было. Это Серега с ним познакомился, и то не с Роммелем, а сначала с Аяксом. Случайно, на улице. Потом Роммель замутил какой-то погром, позвонил Сереге, Серега мне, мы поехали, поглумились там от души, ну и с тех пор мы вместе. Хочешь, я расскажу про своего первого хача? Но это было еще до Роммеля. Там парень был, Зубы его кликуха, его на даче не было, у него тетка умерла, не смог приехать. Потом я его к Роммелю перетащил. Ты знаешь, это сейчас у нас как-то все хорошо организовано, то есть там с разведкой, со всем. А я помню, как мы по молодости работали — это вообще звиздец был. Прямо в метро валили, или соберемся у кого-нибудь во дворе, пивка глотнем, и пошли по улицам — кто под руку попадет. Потом в метро иногда через всю Москву ехали — штаны все в кровище. Я удивляюсь, что вот за год мы не попались ни разу. В лумумбятник ездили — ниггеров валить. Там, знаешь, такой переход есть подземный, он волшебный — в него ниггер спускается, а наверх уже не поднимается. То есть сейчас все понимают, чем каждый такой выход может кончиться, а тогда, по малолетству, вообще безбашенные были — без перчаток работали, одевались, как на парад, там за километр было видно, что кучка скинов идет, девчонки тогда с нами ходили, в одном и том же районе по многу раз работали. Я тебе еще раз говорю: я удивляюсь, как нас не поймали.

Ну так вот, насчет этого хачика. Это были, конечно, не белые шнурки, но помяли мы его классно. Короче, он гнал какую-то бабульку с пучком укропа. Причем грубо так, за шиворот, чуть ли не пинками. Ну и тут мы подходим. Инна, если б ты видела этого урода! Как он переменился! Одно удовольствие вспоминать! Голос, тон, посадка головы, выражение лица — типа, это вовсе не он. Смотрела фильм «Брат»? Помнишь, там двое черножопых над контролером глумятся? А потом Бодров с пушкой приходит. Во, тут то же самое. Сразу о матери вспомнил, козел, хотя только что упоминал только «ебанную». Он, мудак, со страху даже забыл, что там рынок в десяти шагах, что он там сотню своих может вызвать.

— А вы чего, об этом не подумали?

— Да я же тебе говорю, что мы тогда безбашенные были. Сейчас мы бы, конечно, так не полезли. У нас сейчас более умело все делается. А тогда — я же тебе говорю — без всякого плана. Идем по улице — навстречу хачик, ну и все, понеслось. Это уже на практике всякие такие тонкости понимаешь — нас же никто этому не учил! Начинали просто с такого идиотизма, что после первого удара по морде хачик вырывался и убегал, а потом патрули на машинах ездили, нас ловили. Потом уже стали всякие тонкости просекать. Например, идет хачик навстречу, налетать должен не первый, а надо пропустить его в середину толпы, чтобы он не вырвался, и валить уже наверняка. Потом попробовали по электричкам работать. Вот там-то я свои первые шнурки и взял. Это зимой было, на Новый год. Первого января, с утра поехали. Классно было — электричка пустая, и ниггер с бабой сидит. Вроде, из ночного клуба какого-то ехали. Чего мы там с ними только не делали! Да, ну про этого хача опять. Вот чего меня там вообще оскорбило, так это то, что этот навоз удивился, что есть еще люди у нас, которые могут вступиться за честь женщины. Ну, начали его валить, он, ясное дело, голосить начал (а орут они — бляха-муха! А самые голосистые — это ниггеры); нам пришлось тогда удирать врассыпную, но мы тогда его сделали! — глаза Кваса сверкнули, рука сжалась в кулак и обрушилась на одеяло. — Это был для меня такой же важный день, когда я первый раз трахался, извини за грубость. Только не надо спрашивать, как я первый раз трахался, ладно? Ну и ладушки. Фу-у, давно я так не выговаривался. Давай еще покурим.

Инна поежилась под одеялом. Квас сел и закурил. Она смотрела на него снизу вверх, а он смотрел сквозь нее, и уголок рта подрагивал. Видно, Квас заново проживал тот день, опять рядом вопили, опять визжали тормоза за спиной, и кто-то орал «Менты!!!», и как кто-то сзади рванул его за шиворот и швырнул на толпу зевак с криком «Уходим!», и как зеваки шарахнулись в сторону, и хачик на асфальте, и как сердце у него самого ухнуло куда-то вниз, и ментовское «А ну стой!» за спиной, и сумасшедшая гонка по дворам, и все