— Давай, три, пока не засохло. Посмеялись.

— Роммель, он из дома шел, да?

— Интересно, сдохнет или нет?

— Хрен его знает, они же живучие, падлы, как кошки.

— Надушился, м-мудил-ло.

— Чего ты, Сова, сначала-то тормозил?

— Да ладно, все нормально. Молодец, хорошо ему врезал. Там аж что-то чпокнуло. Только цепь с кулака смотай и не бей так никогда больше.

Помолчали.

— Фу, блин. Чего-то автобуса долго нет. Район-то гостеприимный, но пора отсюда сваливать.

Квас закурил.

— Ха-аа, ну как всегда, — ехидно сказал Роммель. — Туши, вон автобус. Чего рванулись, спокойнее!

— Я все забываю, что не при параде.

— А доедем?

— Садись, здесь все наши.

Ехали друзья в автобусе, изредка напряженно поглядывая в окна.

— Ты в футбол за кого болеешь? — неожиданно спросил Сергей Сову.

— За «Торпедо». А вы все?

— Я? За «Спартак». Роммель тоже за «Спартак». А Квас за «Динамо».

— Ты как, — спросил Квас, — на выезда ездил?

— Не, еще ни разу. Махался только один раз. С вашими, с динамиками.

— Что значит, с вашими, нашими. Мы все, русские, «наши». Цвета шарфов меня мало волнуют.

— Да ну? — подал голос Роммель, — а чего ж вы пишете, будто «Спартак» — жидовская команда?* (*Имеется в виду информация, опубликованная в одном из фэнэинов (фанатских журналов), что клуб «Спартак» получил свое название в честь марксистких «спартаковских» боевых отрядов в Германии. Поскольку журнал издавали противники спартачей, то из этой информации были сделаны соответствующие выводы.)

— Я? Я не писал. Так с кем ты махался-то?

— Вот, с динамиками. Короче, четырнадцатого октября у вас, на «Динамо». Мы как из метро вышли, сразу, блин, камнями, пряхами, на нас налетели. Мы — раз в метро, кто наверх ехал, сразу стали на соседний эскалатор скакать, люстры, блядь, полетели.

— А я был там, — задумчиво сказал Квас.

— Там, у метро?

— Да нет, ну ты чего, че я, мудак, что ли? Просто был на матче на этом. Ваши там мужика какого-то в вагоне отмудохали. Это правда?

— Да, было дело.

— За что?

— Сказали, что динамик. А там, хрен его знает.

— Ну, спасибо тебе. Да он, впрочем, сам виноват. Чего он, с ума сошел, в полный вагон фанатов лезть?

— Когда эти конфликтные матчи, по этим веткам вообще лучше не ездить. Да, Сова, а чего у вас там за хрень творится — «Торпедо-ЗиЛ», «Торпедо-Лужники»? Ты сам-то за кого?

— За «ЗиЛ».

— За первую лигу, да?

— Ну, вроде.

— А чего так?

— Не знаю, кореша мои за «ЗиЛ», и я тоже.

— А Петрак как там?

— Нормально.

— Я, ребят, однажды поехал друзей в Питер провожать. Поезд в начале первого ночи. Ну, мы пока там пивка раз, другой, потом мне чего-то по шарам дало, я говорю, мужики, вписывайте меня, типа, в вагон. Но сначала пошли мне домой звонить, родителей предупредить. Звоню я матери, время уже без пятнадцати, язычок у меня заплетается слегка, я и говорю, мам, типа, если я через час дома не буду, значит, я в Питер уехал.

— Ну, молоток! Чисто успокоил! Ну и как, уехал?

— Не, слава Богу, не вписали. Мне и так-то дома, знаешь, как въежили. А если бы я уехал, они б меня просто на хрен убили.

— Конечно. Я прикидываю, мой бы сынок так звонит в полночь пьяный и говорит, да пап, типа, в Питер еду, без денег, без ничего. Ты чего, я б не знаю, чего я с ним бы сделал.

— А мы тут с матерью кошке ухи чистим, кошка орет, мать ей говорит, типа, кошка, что ты орешь, как резаная. Мне б дураку, промолчать, а я говорю, не мам, поверь мне, резаные не так орут.

— А ты, Сова, розы снимал?* («Роза», «розетка» — фанатский шарф с клубной символикой. Вражеские шарфы с вражеских фанатов следует снимать.)

— Не, один раз только. С меня тогда в метро сняли, и мы потом в отместку сняли с одного парня, и все.

— А до меня раз кони мелкие докопались в Сокольниках. Думали, наверное, что я спартач. Долго я их убеждал, что у меня роза в трусы не запрятана.

— Ну и как, убедил?

— Убедил.

— Как, трусы, что ли, снял?

— Ха, не-ет. Но убеждал долго. У ребят, видать, кулаки чесались.

— Деб-билы, блин. Болеешь — болей, но на хрена, блядь, людей-то увечить?

— Я кроме «Динамо», еще за «Лацио» болею.

— На хрена? Хотя у меня одна девчонка знакомая за «Ювентус» болеет.

— Не, ну это понятно, вы черно-белые, они черно-белые… А «Лацио» — любимая команда Муссолини.

Вдруг мимо окон в ту сторону, откуда они ехали, пронеслась, сверкая мигалкой и завывая, карета «скорой помощи». Квас с Серегой переглянулись.

— Не, навряд ли, — сказал Роммель. — Мы уже далеко от того места. Я как-нибудь по карте покажу, сколько мы пробежали, вы охуеете.

— Ты этот район хорошо знаешь?

— Спрашиваешь! Я здесь жил до шестнадцати лет. Я эти дворы пацаном все, знаешь, как облазил?

— Интересно, в СМИ чего-нибудь скажут?

— А хрен их знает.

— А вообще про ваши подвиги чего-нибудь говорили?

— Про наши? Один раз вроде говорили во «Времечке». Потом, ну это года два назад было, парень у нас есть, громили они рэперов в поселке «Дружба». Про это сказали. Но нас тогда не было, мы его еще не знали. Погром тогда, был, конечно, классный.

— Потом, помнишь, Роммель, Молодой с четырьмя пионерами долбили в переходе косого, а это какой-то урод снял и в «Вы — очевидец» послал. Там никого толком не видно, но Молодой сказал, что это они.

— А нас не поймают?

— Не тормози, Сова, никто нас не поймает. Да и на хрен это никому не нужно. Читал книжки про «Улицу разбитых фонарей»? Небось, будет, как он там пишет. Будут под самоубийство подгонять. Заметка в «МК», в «Срочно в номер»: «Там это… типа, заголовок «Кавказец покончил с собой, несколько раз бросившись на отвертку.» Как сообщили нам в N-ом отделении милиции, в субботу вечером решил необычно свести счеты с жизнью молодой азербайджанец. Его, видимо, вдохновил пример Марка Юния Брута, который