городе Н. Но не со всеми местными, а с теми, кого Башня именовал «быковатая молодежь». Себя он, естественно, причислял к «праворадикальной молодежи».
— Короче, там сестра Хомы живет, ну мы приехали, потусовались у нее, потом делать не хрена, решили на дискотеку сходить. Ну, на нас там местное бычье и наехало.
— Пра-а-авильно, — удовлетворенно отметил Ром-мель. — Вы бы еще на какое-нибудь хип-хоп пати бы завалились. Ну и что?
— Сначала вроде ничего — просто косились. Потом — выйдем побазарим. Ну, слово за слово, хуем по столу, один ублюдок говорит: «Сейчас братва подъедет с вами разбираться».
— Да он, наверное, выебывался?
Конечно. Но мы с Хомой перестремались. Хома говорит: «При чем тут, типа, братва, пошли махаться двое на двое». Они чего-то обсудили и говорят: «Сейчас придет типа, парень один, будет с вами по очереди махаться. Скины, блин, санитары нации. Че, крутые что ли? Гену из биллиардной позовите». Приходит этот Гена, блин. Такой шкаф, семь на восемь. Знаете, как в этом анекдоте про боксера: «Эта… Чтоб, типа, били, да не попадали… а… эта… а еще я в нее ем!» И тут такая же херня. Приходит, даже не узнал, в чем дело. Пошли, говорит. Мы поняли, что все, типа, кирдык нам настал. Хома, в принципе, и сам парень не маленький, но рядом с этим он и рядом не стоял. Мы переглянулись — значит на раз-два-три сваливаем. Бац — смотрю, Хомы уже нету. Я там насилу ушел от них — района-то ни хрена не знаю.
— А-а, так это после этой истории мы там на дискотеке погром устраивали?
— Так точно. Классно было, да?
— Да уж. Все дрожало и пряталось. Я помню, мы идем по этой аллее, к ДК, где там они тусуются, а они глядят, разинув рты. Тут такой вопль: «Скины!» И все, бля, кто куда. Чует кошка, чье мясо съела!
— А мы потом идем обратно, смотрим, Гена этот, мутант хренов, с бабой выходит. Один к ста был, что мы на него наткнемся, и наткнулись. Ну, я подлетаю — ему бабах в бубен, ба-бах, ба-бах! А он обкуренный, что ли, смотрит на меня, мычит чего-то, баба его визжит. Ну, тут наши все налетели, и понеслась звезда по кочкам! Он только и успел сказать — не здесь базар, типа.
— Сильно его?
— Был бы обычный человек, все бы, пиздой накрылся. А так, наверное, идиотом стал. Сидит, наверное, сейчас в каком-нибудь дурдоме, слюни пускает и бормочет: «Братву через хуй кинули, братва впряжется, братва впишется!»
Посмеялись.
— А у меня тоже с быком одним, это вообще такая хохма была!
— Погоди. Самый-то цирк потом начался. Мы уже уехали давно, а это бычье вылезло из грязи, оттерло кровь, вспомнили, что они, типа, местная мафия…
— А что, серьезно братки были?
— Да ну, ты чего, какие братки?! Братки по таким гадюшникам, как эта дискотека, не шляются. Просто местные дегенераты, типа, приблатненные. Короче, собрались, стали город трясти, нас искать. В общем, эти идиоты наткнулись на каких-то местных малолетних спартачей и стали перед ихними носами пальцами трясти — братву через хуй кинули, братва впряжется, братва впишется. Короче, насколько я слышал, туда еще к ним и спартачи потом приезжали, тоже их вонючую дискотеку громить, — Башня, потрясая пальцами, развязным голосом начал:
— Типпа-а-а, наша братва отвисает по полной программе. То нас бьют, типпа-а-а, скины, то, типпа- а-а, эти, спартачи.
— Или нет, вот. Репортаж из программы «Башня»: «В городе Н. продвинутая молодежь, как и продвинутая столичная молодежь, всерьез увлеклась экстремальными видами спорта. Каждую субботу местную продвинутую молодежь гоняют то печально известные скинхеды, то небезызвестные спартаковские фанаты, то те и другие вместе. Потом показывают такого кекса в бейсболке задом наперед и в очках с желтыми стеклами и с разбитым ебальником. Ведущая его спрашивает:
— Как впечатления?
— Когда тебя бьют по ребрам тяжелыми ботинками — это клево и все такое! Это отвязно, чуваки! Это… это… это экстремально!!! Уау!!!
Рассмеялись.
— А у меня вот было тоже. У нас девчонка одна в путяре училась, потом она на заочный перевелась. И чего-то она вдруг звонит мне — типа, ей нужны какие-то мои конспекты за прошлый год. Я у себя покопался — вроде нашел. Давай, говорю, я к тебе приеду. Давай. Встретила она меня у метро, поехали к ней. Приходим. Я смотрю — квартира обшарпанная, а техника заебись. Мне, дураку, тогда надо было сообразить, что квартиру она со своим парнем снимает. Но я думал вот этим вот, — Боксер похлопал себя по ширинке. — А не вот этим вот, — теперь по темени. — Короче, конспекты, то-се, пятое-десятое, оказались мы с ней на диване. Вдруг — оп-па — звонок в дверь. Она мне таким тупым голоском сообщает — это, типа, Никита пришел. — Какой еще, Никита??? Она бежит открывать. Хорошо, начало лета было, это она к сессии зачесалась, там, в принципе, недолго одеваться, что ей, что мне. Короче, входит этот Никита. Входит боком, иначе в проем не пролазит. Тоже такой, быкообразный, но если даже и, типа-а, браток, то какая-нибудь шестерка. Это, на меня говорит, что такое? Ну, тут я понял, что меня сейчас будут бить, причем сто пудов, что и ногами тоже. Я ему отвечаю — ну… это… я… мм… короче, я… а! я — репетитор! Какой еще к черту рип… репе… ща как дам! Я в истерике — репетитор я, бля, мамой клянусь! Вот конспекты. Чтоб меня приподняло и ебнуло! Чтоб у меня сто лет не стоял! Чтоб… И к двери бочком, бочком, потом раз, и дай бог ноги. Соображал этот гладиатор бы поскорей — все, кранты мне, там бы смертоубийство бы началось. Вот так, мужики…
— Мужики, сейчас наша. Мы выходим. Слышь, Повар, не злись, извини.
— Да ладно, все нормально.
— Серег, Инна, сейчас наша. Счастливо.
— Давай, Квас.
— Серега! Давай, счастливо.
У дверей вагона их окликнули.
— Эй!
Квас обернулся.
— А, да… Слава России! — и две правые руки — его и Сергея — резко вскинулись вперед и вверх.
— Слава России!
…Ветер на пустой платформе задувал зверски. Квас и Серега, закрывая дрожащий огонек зажигалки ладонями, тщетно пытались прикурить. Наконец общими усилиями им это удалось.
— Как ножки? Инна поморщилась.
— Любовь моя, потерпи еще минут двадцать, ладно?
— А как поедем-то? — спросил Сергей.
— А ты что, не ездил тут ни разу, что ли?
— Да нет, вроде…
— Ну, сейчас на трамвай сядем, мне минут десять, а тебе через две остановки, у метро, понял? У-у, колотун, блин!
— Да уж.
Снег потаял по время одного из потеплений, потом долбанул морозец, и от этого ветер казался еще холоднее и злее. Он задувал медленно идущую троицу.
Скоро показался поздний пустой трамвай. Там, кроме них, была еще молодая пара: девушка в коричневой кожанке с аппликациями и померзшим букетом в руках сидела на коленях парня в темно- бордовом пуховике.
— Пошли в конец, — позвал Квас.
Они ехали молча. Парочка впереди перешептывалась и обжималась. Серега дремал, а Квас молча смотрел в окно. Потом вдруг Инна просунула свою руку под рукав его бомбера и положила голову Квасу на плечо. Квас тихо шмыгнул носом.
— Устала?
— Да как-то знаешь, вообще вся пустая.