не хватила кондрашка. После поцелуя Инна взглянула на него уже немного по-другому. Но пока они продолжали разговаривать, будто ничего не случилось.
— Ты так сказала, как другой бы сказал, типа, вот, говорящая обезьяна.
— Да? Ну не обижайся. Интересно же…
Тут Квас рискнул нагнуть к ней свою обритую голову и с замирающим сердцем сказать:
— Вот, можешь пощупать — рога у меня не растут. Инна, усмехнувшись, провела ладонью по его затылку и побарабанила пальцами по темени. Тогда Квас нерешительно ухватился рукой в перчатке с обрезанными пальцами ее руку и взглянул ей прямо в глаза. Руку она не отняла, и тогда Квас поцеловал ей кончики пальцев, но не судорожно и торопливо, как в первый раз, а уже нежно, долго и со вкусом.
— И сырым мясом, как видишь, тоже не питаюсь.
— У тебя голова, как наждак.
— У вас, у женщин, воображения никакого — все бы вам наждак.
— Ого! А тебя что, девочки часто по голове треплют?
— Бывает.
— У тебя такая классная головка. Можно еще?
Квас покорно нагнул голову, но уже сделал шаг вперед и уткнулся головой ей в плечо. Инна начала уже с шеи. Замирая от восторга, Квас понял, что какая-то искра между ними проскочила. Недаром примерно в это же время Серега под усмешечки соратников уже второй раз посмотрел на часы, поцокал языком и медленно сказал Повару:
— Да-а-а, Повар, проебал ты свое счастье.
В тамбуре Квас и Инна закурили еще по одной. Теперь уже Квас слегка расслабился и смотрел на Инну уже более смело.
— Инн, а можно нескромный вопрос? — Ну?
— А… м-м… куда ж ты на ночь глядя одна собралась?
— А никуда. Катаюсь туда-сюда.
— Не понял.
— А тебе и понимать не стоит.
«Быстро же ее власть начала развращать, — подумал про себя Квас. — Ну ладно. Ладно, потерпим. Хрен с тобой. С Наташей я, небось, также иногда разговариваю».
— Можно подумать, что тебе ехать некуда.
— Ну да.
— Здорово! — глупо восхитился Квас.
— Чего здорово? Проблемы в личной жизни.
— Инна, а чего ты так странно стоишь?
Она без слов повертела ножкой. Квас присвистнул.
— Ты что, ненормальная? Ты бы еще босоножки надела в такой мороз! У тебя уже, небось, пальцы отваливаются.
— Так, слегка, — Инна пошевелила пальцами в туфле и поморщилась. Если бы сейчас здесь присутствовал Сергей, они бы могли долго обмениваться впечатлениями по поводу обмороженных пальцев.
— Так езжай домой.
— Я же сказала — некуда мне пока.
— Милая, а ты что, другого места не нашла время убивать?
— Хватит, Мить. Так получилось.
Квас затаил дыхание и помялся. Пачка сигарет в кармане упрямо выскальзывала из его руки.
— Инна… слушай… могу ли я предложить тебе убежище?
Она с интересом посмотрела на него.
— Инна, поверь, я — хороший, — горячо заговорил Квас. — Пойдем в вагон. Если не веришь — не надо, но ничего плохого я тебе не сделаю. Просто, если хочешь, можешь переночевать у меня.
Квас тут же быстрым движением закурил. Инна попросила еще сигарету и перед тем как закурить посмотрела на название. Инна затянулась только раза три, молча глядя в окно на пролетающие мутные звезды фонарей. Квас ждал ее ответа, как приговора. Она метнула окурок в стену, и он взорвался мгновенным бенгальским огнем.
— Хороший, говоришь?
— Очень.
— А еще беленький и пушистый? Ладно, пойдем в вагон. Спасибо за участие. Посмотрим.
Пока она молчала, Квасу уже стали представляться всякие смелые и волнующие картины. Наивно было, конечно, думать, что она бросится ему на шею прямо так, покурив с ним десять минут в тамбуре. Но, черт возьми, ее уклончивый ответ все равно огорошил его, и Квас опять надулся.
— Господи, опять он надулся! Ну, пойдем, пойдем в вагон.
Потом остановилась и пристально взглянула на убитого горем Кваса. Черт ее знает, что Инна при этом думала, но она спросила его:
— Что, тебе это так надо?
Квас не ответил. Хотя он предложил ночлег на самом деле без задней мысли, но теперь обожание в нем вдруг исчезло, и появилась какая-то отчужденность.
— Митька, ну ты даешь! — она подошла к нему вплотную. — Ведь мы же с тобой только полчаса знакомы. — Она рассмеялась. — Хорошо, поедем.
— Поедем? — Квас сразу расцвел. Отчужденность опять сменилась трепетным обожанием.
— Поедем. Я думаю, у тебя будет не страшнее, чем в этой электричке.
Он задержал ее у самых дверей.
— Инна? — Что?
— Я люблю тебя.
— Что, уже? Да ну, брось. Пошли.
Они вошли в вагон и демонстративно сели через два сиденья от всей бригады. Все разговоры разом умолкли.
Потом они сочли, видимо, что это бестактно, и базары мало-помалу продолжились. Квас отыскал глазами Повара. Повар смотрел с явной болью.
Инна нахохлилась в своей шубке и неловко поджала под сиденье ноги. Квас снял куртку, кинул рядом на сиденье, размотал шарф и стал снимать свой овечий свитер.
— Сними туфли.
— Зачем?
— Ну ножки положи на сиденье, я их свитером накрою, погреешься.
Мыском одной туфли Инна неловко попыталась сковырнуть вторую, сильно поморщилась. Квас еле удержался, чтобы не присесть на корточки и не помочь. Будь они одни, он бы так и сделал, но при своих стеснялся. Квас расстелил на сиденье свитер, и когда Инна положила на него озябшие ноги, чересчур уж трепетно укутал их со всех сторон. К ним осторожно приблизился Сергей, поднял туфельку, повертел, пощупал внутри и сочувственно покачал головой — своя своих познаша. Только совсем недавно сам он почувствовал, что его ноги находятся в гриндерах, а не обледенели и не отвалились вместе с ботинками.
— Да, это надо додуматься — в такой морозильник такие туфли надеть. Там внутри как в морозилке.
Поезд стал притормаживать. Квас прилип лбом к стеклу, силясь прочитать название станции.
— Северянин. Через две выходим.
— Митяй, а я с вами? — спросил Сергей.
Инна удивленно взглянула на него, но Квас поспешил разъяснить обстановку.
— Ну а куда ты, Серег, денешься? Мы же почти соседи. Вместе пойдем.
Теперь, когда ближайшее будущее было ясно и предсказуемо, Квас счел нужным показать соратникам, что он не распустил слюни из-за смазливой девушки, которая старше его как минимум лет на шесть. Он оставил Инну и подсел к своим, где Башня рассказывал о конфликте с местными в подмосковном