— Скорей бы приехать, а! Не может быть, чтобы менты не шевелились, она же орала, сука, на всю станцию.

— Сейчас все выходим, до вокзала не едем.

— Я бы даже сказал, выбегаем.

— Сейчас какая будет?

— Лосиноостровская.

— Что за ебеня?

— Это не ебеня, это очень классная остановка. Хочешь — до Бабушкинской, хочешь — до Медведково.

— Квас, Серега где?

— В вагоне.

— Блядь, менты. Блядь, может, они уже по вагонам идут?!

— Не ссы. Никто никуда не идет. Во, слава яйцам, остановка. Успокойся. Помахай лучше тем, чтоб выбегали.

— Мужики, надо ей вклеить на посошок. Стали пинать.

Пока поезд тормозил, один из пионеров сказал:

— У меня тут сестра недалеко живет. Сейчас выбегаем — и направо, до моста. Там трамваи. Кто куда хочет. Можно дворами до «ВДНХ» дойти.

Прибежал серегин пионер:

— Чего махали? Выходим? Кто негру в ухо дал? — Я.

— Поздравляю — барабанную перепонку на хер выбил.

Поезд останавливался. За окном уже тянулась платформа.

— Кто район знает? — напряженно глядя в окно, спросил Роммель.

— Я.

— Как тебя зовут?

— Иван.

— А кликуха?

— Пока нет.

— Ладно. Пойдешь вперед. Не подкачай, ладно? Поезд остановился. Подталкивая друг друга, все

ринулись в фиолетовый сумрак. С гулким топотом скатились с перрона. За ними никто не гнался, не свистел. Забившись в просторную арку сталинского дома, скины подождали, пока электричка уедет.

— Ну все. Все здесь?

— Все.

— Покурим, ребята. Все в порядке. Теперь во дворы, быстро… Ну как, ребят? — спросил Роммель у пионеров.

— Здорово.

— Здо-о-орово! А как сначала по съебам вдарили?* (*«Вдаритьпосъебам» (фанатскийсленг) — обратитьсявбегство.) Не паникуйте, мужики. Тот, кто паникует, первым неким органом накроется. И еще. Я тут у некоторых жалость какую-то заметил. Вы это бросьте раз и навсегда. Дома мы все добрые. Вы Бабса знаете? Нет? Ну, короче, это такая дубина здоровая, как въебет раз, не возрадуешься. Жалко, что его сегодня не было. Так он, знаете, какой добрый? Что вы, ребят, он и мухи не обидит. А как племянничек над ним стебается — это отдельная тема… Короче, сидим раз у него, пьем пиво, базарим. А у них квартира однокомнатная, и мы его племянника вытурили в кухню, чтобы не слышал выражений типа «кровища», «глаз ему на хуй выбил», «чувствую, как черепушка под гриндером трещит» и т. д. Ну, ля-ля тополя, короче, и я вдруг слышу, как из кухни доносится что-то вроде слова «ебаться». Я Баб-су говорю, типа: «Что это там твой племянник матерится?» Он отвечает: «Не может быть. Он мелкий еще, мата не знает». Я говорю: «Ну ладно, типа, тогда у меня глюки». Нет, прислушались, точно: ля-ля-ля, ебаться… ля-ля-ля, ебаться. У Бабса челюсть до стола отвисла…

Пионеры засмеялись, более старшие улыбнулись. Знали, как огромный Бабс обожает своего племянника и как тот его тиранит.

— …Короче, пошли узнавать, в чем дело. Оказывается, этот мелкий деятель знает не только это слово, но и что оно означает. Он, короче, взял, из резинки от трусов, ну, знаете, такие длинные, белые, вытащил тонкую резинку и гоняется по кухне за мухами, которые как раз делают то, что он произносил. Знаете, да, они иногда по две штуки летают и ебутся даже в полете. Вот. Бабс начал его стыдить, а этот кекс как начал орать ему назло: «Ебутся!!! Ебутся!!! Ебутся!!!» Орет на весь дом. Бабс его потом чуть не убил.

Истории, как племянник изголяется над своим дядей, всегда ждали в компании с нетерпением. Племянник обладал дьявольской фантазией, и огромному Баб-су от него часто доставалось на орехи.

— Кстати, Бабс и сейчас с ним сидит, — Квас с доброй улыбкой поглядел на часы. — Он Бабса уже, наверное, на уши поставил.

— Да, так вот. Дома мы все добрые. А здесь мы на войне. Наш враг не имеет ни пола, ни возраста. Поэтому эти базары «ах, девушку не надо, ах, тетю, которая за негра заступается, не надо, ах, эту не надо, она беременная» прекратить. Мы, ребята, еще сварим с вами каши, но чтобы я от вас этого больше не слышал. Квас, это и тебя тоже касается, понял? Ты чего-то размяк в последнее время.

— Понял.

— Ниггер на твоей совести, понял?

— Ха-ха… Голубые шнурки тебе — за спасенного негра…

— Надо было валить эту дуру, и все. Слишком мы гуманные стали, поэтому нас и чмырят всякие черножопые, понятно? Ладно. Вань, командуй, как дальше ехать.

— Ну смотри — по этой улице до моста. Там остановки. Туда до ВДНХ…

— Долго?

— Минут десять. А туда — до Медведково. Примерно столько же.

— Фу-у… Понятно. Ну чего, все идем до моста?

— Нет. Мы дворами к метро выйдем. Роммель, а можно еще с вами?

— Да ради Бога. Давай сделаем так. Вы между собой все знакомы?

— Да.

— Ну отлично. Тогда старший у вас кто будет? Пионеры пошушукались.

— Я.

— А-а, Иван Сусанин. Опять ты. Хорошо. Давай свой телефон, если чего, я звоню тебе, а ты уже своих обзваниваешь сам. Поскольку вы новые — запомните, мужики — по телефону языком особо не пиздеть. Береженого Бог бережет — не нами выдумано (эту фразу Роммель очень любил и часто употреблял, а с командира ее собезьянничала и вся бригада).

Роммель достал из кармана джинсов крошечный блокнотик с клеющимися листками. На первых пяти или шести листках был написан его телефон. Он отклеил листочек и подал Ивану, а тот прилепил его во внутрь пачки сигарет, за целлофан. Потом Роммель отклеил чистый листок, прислонил его к плечу Сергея и приготовил ручку:

— Давай, говори… Ага, понял… Если чего, звони. Ну ладно, мужики. От имени нации благодарю вас за то, что вы оторвали задницы от дивана и рисковали собой во имя НС. Благодаря нам чуть-чуть улучшилась демографическая ситуация в России. Слава России! — Роммель выкинул правую руку вперед.

— Слава России! — ему тоже ответили салютом. Распрощались. Пионеры уже затерялись в дворах, а Квас, Роммель, Повар и Морковка стояли у двадцатичетырехчасового магазинчика и дружно хлопали себя по карманам, соображая на бутылочку газировки. Потом Повар вдруг нашел у себя мятый червонец и роздал каждому обратно мелочь. Вышел из магазина он уже с бутылкой «Байкала».

— Пошли, мужики.

Они шли молча. Да и незачем было сейчас разговаривать. Напряжение, давившее на всех за эти кровавые полчаса, разом свалилось. То, что их объединяло, не требовало слов, это было на каком-то подсознательном уровне. Так они и шли молча, попыхивая сигаретами и долго еще передавая по кругу бутылку…

Милиция, наверное, не отреагировала на вопли или слишком долго раскачивалась. Так или иначе, все