Квас весело усмехнулся. Прямо как в «Двенадцати стульях»: «Господа, неужели вы будете нас бить? — Еще как!!!» — диалог Кисы Воробьянинова и коварно обманутых Великим комбинатором васюкинских шахматных гениев.

Квас встал, прошелся мимо них, остановился и ласково сказал:

— Ну что вы, мадмуазель! Вас-то мы бить не будем. Вас мы будем у-би-вать!

Поезд начал притормаживать — Лось. Все приготовились — ну, сейчас понесется. Но тут взбалмошная подруга негра выкинула номер, который разом перечеркнул весь стройный ход операции. Хотя то, что наобещал ей Квас, она восприняла не особо серьезно, но все равно, убить не убьют, но ведь поколотят. Тоже не особо приятно. Поэтому как только поезд замер у платформы, она бросилась к окну, высунула голову из форточки и пронзительно заорала:

— На помощь!!! Милиция!!! Меня убивают бритоголовые!!!

Что тут началось! Полное замешательство. Огромный негр ударился в бега, прыгая через спинки сидений, как горный козел. Одни пионеры бросились наутек, других Квас и Сергей увлекли в погоню за негром. Девушка все больше и больше высовывалась наружу и продолжала голосить. Народ в вагоне заволновался. На перроне в темноте тоже было какое-то шевеление.

— Тихо, блядь, уроды! — бесновался Артем. — Никого же не тронем!

Боксер поймал за шкирку удирающего пионера.

— Назад, блядь! В окно, быстрее, смотри мусоров! — Боксер наподдал ему для ускорения, и пионерчик метнулся к окну.

Морковка сначала растерялся, ведь с началом воплей девушки он вдруг сразу оказался предоставленным самому себе. Но потом увидел, как Повар с криком «Умолкни, блядь!» ринулся с цепью на девушку. Морковка бросился ему на помощь. Дальше все шло рывками, с криком, матерщиной. Шумел вагон — здесь усиливался глас народа. Артем, вращая глазами и кидаясь из стороны в сторону, суля пассажирам страшные кары, пока еще удерживал их в повиновении. Но он был один и рычать на весь вагон долгое время, ясно, не мог. Девушку лупцевали Повар с Морковкой, один раз они уже умудрились выдернуть ее из окна, но она рванулась обратно и продолжала орать. Им это надоело, и они стали лупить ее уже по- настоящему.

— Пусть нас примут, сука, но ты сдохнешь, сдохнешь, сдохнешь!

Они опять вытащили ее из окна. Девушка трясла разбитой головой и орала уже от боли. Не очень чистая блондинистая грива сзади была уже полностью в яркой кровище.

— Чего встали, уроды? — заорал Повар на вернувшихся и остолбенелых пионеров. — Или сваливайте, или помогайте!

— Двое сюда, быстро! — уже почти визжал Артем, сцепившийся с кем-то из пассажиров. Какой-то смелый гуманист перешел к открытому бунту.

Звонко брызнуло стекло. Это Повар выбил его девушкой и подержал ее так, пока один из пионеров пару раз врубил ей пыром ботинка по животу. Девушка заорала.

— А-а, жжется, сука! Легла под черного, дрянь, лопай теперь!

Теперь уже Морковка дернул ее обратно, ободрав об осколки, и протаранил девушкой стену. Тут пионер схватил ее за волосы и рванул голову вниз, с силой выставив колено. Кто-то предупредительно распахнул двери и Морковка сильным тычком выкинул ее в тамбур. Туда же влетели Повар с цепью и Роммель. Тут только Морковка огляделся и увидел, что поезд трясется, как ни в чем не бывало, что никаких ментов нет, что пионерчик все еще торчит в форточке, что стоп-кран, паразиты, оставили без охраны, что Артем уже спокойно беседует с пассажиром, держащим платок у носа, что четверо пионеров так и стоят, раззявя рты, и что ниггера накрыли-таки где-то в середине вагона.

— Чего встали? — усталым голосом спросил пионеров Морковка. — Валите туда — ваши уже там работают…

Он не спеша направился в тамбур, откуда доносились смачные шлепки, вопли о пощаде и отрывистая матерщина Повара, заглушавшая лекцию Роммеля о сохранении чистоты расы, которую тот читал девушке в процессе нанесения телесных повреждений.

…Квас соскользнул, попытавшись одним махом перескочить через спинку скамьи, не удержал равновесия и ободрал голень об сиденье. Пожилой мужик в очках отшатнулся к окну. Квас в сердцах матюгнулся, ринулся вперед и опять голенью задел за угол скамьи. Баба выкинула штуку, а теперь атмосфера нервозности давила на всех, все шло как-то тупо, не по-русски. Квас присел на краешек скамьи, наблюдая за тем, как пионеры сигают через сиденья за черным, а Сергей мчится по проходу как ураган.

— Вы что, ребят, совсем с ума посходили? — испуганно и неуверенно спросил мужичок у окна.

— Успокойся, мужик. Все нормально. Тебя же никто не трогает, правильно? Ну и не лезь не в свое дело, сиди спокойно.

Негра наконец-таки нагнали. Он был ужасно здоров, и мелькавшие, как цепы, кулаки, не попадали ему выше лопаток. Негр дико орал, продираясь вперед через облепивших его пионеров. У хоровода, который водили пионеры вокруг негра, подскакивал и ругался Серега с заточкой, ловя момент для удара.

— Мужик, не лезь, понятно? Не доводи до греха! — Квас бросил эту фразу на бегу. Он бросился на помощь Сергею, раскрывая «бабочку». Пионеры мельтешили вокруг негра, кто-то уже умудрился заехать ему в нос, но Квас и Сергей бить по-серьезному не решались. Сзади со звоном лопнуло стекло, раздался женский вопль, и посыпались осколки. Взвизгнул кто-то из

пассажиров. Квас обернулся на мгновение и увидел, что Морковка держит бабу в окне и как поднявшегося было пассажира в сером плаще и с газетой Артем короткой зуботычиной швырнул назад. Серега вроде уже расчистил пространство вокруг негра, но пионеры все лезли вперед — их охватила чертова новичковая лихорадка. Тут подвалили еще двое, посланные Морковкой, и теперь ни Квас, ни Сергей бить уже тем более не могли. Негр продолжал орать, и Квас, от отчаянья раздвинув грудью пионеров, врезал ему в ухо, зажав в кулаке сложенную «бабочку».

…Морковка врубил девушке пощечину. От удара она откинулась к двери. Роммель уже в который раз врезал ей ботинком в живот. Она вздрогнула, что-то внутри у нее хлюпнуло, и она стала оседать на пол. Повар ударом локтя пробил ее сцепленные на лице руки и, скорей всего, сломал ей нос. Тут девушка, кажется, поняла, что тот бритый парень в черном сказал, в общем-то, правду, что надо спасать себя. Она сдуру и завопила, что она беременная. Удары прекратились, а Роммель схватил ее за волосы, рванул так, что она опять заорала, и закричал ей прямо в лицо:

— Стой! От кого? Давай, блядь, отвечай, говно! От кого, сука?

— От него, да? — спросил Повар и пнул ее в бок. Она чего-то хмыкнула из-под пальцев, на которые свисали пряди вымоченных в крови волос.

— Нет?! А?! Что нет, сука? Пиздишь, блядь вонючая!

— Что у тебя на руке, паскуда?

Пионерчик, раньше стоявший молча в стороне, наконец, раскачался, подскочил к ней, крикнул: «Смерть врагам!» — и обрушил ей на затылок пивную бутылку. Повар дал ей ногой так, что ее голова с глухим стуком врезалась в стену тамбура, а потом за шиворот повалил на пол.

— Самое страшное преступление, — нагнувшись, сказал девушке Роммель, — это размывать генофонд нашей расы. Мы уничтожаем не тебя, а плавающий ген, который ты, проблядь, носишь в себе.

Потом принялись пинать.

— Белые шнурки есть? — спросил пионера Повар.

— Нет еще, — ответил пионерчик, тяжело дыша. Было ясно, что полученных впечатлений ему хватит надолго.

— Как зовут-то тебя?

— Вадим.

— О, тезка значит. Ну и как, не страшно?

— Немного.

— Все нормально. Когда-то ведь надо начинать.

— Сейчас будут тебе шнурки, — вмешался Роммель, отчаянно работая ногами.

…С великим шумом негра наконец-таки загнали между сиденьями к окну. Серега и Квас своими глотками, применяя политику кнута и пряника, рачистили себе место, и все шло к завершению, когда