Ведет наверх в почти отвесном скате;
Но восходящий стенами задет.703
Pauperes spiritu',704 — раздался вдруг
Напев неизреченной благодати.
Здесь и в Аду! Под звуки песнопений
Вступают тут, а там — под вопли мук.
И мне казался легче этот всход,
Чем ровный путь, которым идут тени.
С меня ниспал? И силы вновь берутся,
И тело от ходьбы не устает'.
На лбу твоем, хотя тусклей и те,705
Совсем, как это первое, сотрутся,
Не только поспешат неутомимо,
Но будут радоваться быстроте'.
Что-либо прицепилось к волосам,
Заметя взгляды проходящих мимо,
И шарит, и находит, и руками
Свершает недоступное глазам, —
Из врезанных рукою ключаря
Всего шесть букв нащупал над бровями;
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Там, где вторично срезан горный склон,
Ведущий ввысь стезею очищений;
Обрыв горы, и с первой сходна эта,
Но только выгиб круче закруглен.
Стена откоса и уступ под ней Сплошного серокаменного цвета.
Сказал Вергилий, — это путь нескорый,
А выбор надо совершить быстрей'.
Недвижным стержнем сделал правый бок,
А левый повернул вокруг опоры.
К тебе зову, — сказал он. — Помоги нам,
Как должно, чтобы здесь ты нам помог.
И, если нас не иначе ведут,
Вождя мы видим лишь в тебе едином'.
Мы там прошли, не ощущая дали,
Настолько воля ускоряла труд.
Хоть слышно, но невидимо для глаз,
И всех на вечерю любви сзывали.
«Vinum non habent!»706 — молвил, пролетая,
И вновь за нами повторил не раз.
За далью, новый голос: «Я Орест!»707 —
Опять воскликнул, мимо проплывая.
Но чуть спросил: «Чья это речь?», как третий:
«Врагов любите!» — возгласил окрест.
Бичуют грех завистливых; и вот,
Сама любовь свивает вервья плети.
Быть может, на пути к стезе прощенья