и готово дело, оказался в скором времени единоличным хозяином автосалона. Поначалу дядя ему очень помогал, с людьми познакомил – начали они с нелегальной торговли крадеными машинами, переправленными из Польши, а потом пошло... Что касается начального капитала, – как ни странно, родственники приняли в Мамеде большое участие. Приезжал старший брат, разведал, что да как, покрутил носом, а потом неожиданно ссудил Мамеду крупную сумму на обзаведение. Мамед знал, что брат его крутит какие-то совсем уж темные делишки, но от денег, заработанных таким путем, отказываться не стал – деньги не пахнут...
Так Мамед и жил – сперва родственники его поддерживали, потом он родственников – отсылал на родину время от времени небольшие суммы, женщинам украшения, мужчинам подарки... Так было принято. И даже когда дядя его Гасан стал сватать ему несимпатичную внучатую племянницу Дину, Мамед особенно противиться не стал. Родственники хотели, чтобы он был женат на своей, на чеченке, – так тоже было принято. Мужчина он был уже зрелый, самое время было обзавестись семьей, по русским барышням Мамед уже погулял, да жена тому не была бы помехой – женился. Среди достоинств Дины было то, что она была особенно молчалива – редкое качество для жены. А красота тут необязательна...
Так и жили – в довольстве, достатке. Детей исправно Дина ему рожала – все мальчики. В мечеть Мамед почти и не ходил – столичная жизнь как-то не располагала. В лени хотелось жить, себя потешить, да и суета одолевала – где машины купить, как потом перепродать, кому на лапу дать... Одним словом, жизнью своей Мамед был доволен, всем, кроме одного: больно ровно она текла, каждый день одинаково. Так и затосковать недолго...
Однако затосковать Мамеду так и не удалось. Налетели в его жизнь непредвиденные события, как хищные птицы. Теперь уж не разберешь – хорошо ли это было, плохо ли... Было – и все. Никуда не денешься. После смерти узнаем...
Приехал к устроенному Мамеду в Москву погостить старший брат, полевой командир. В Чечне в подручных у самого Дудаева ходил. Вроде бы так приехал, ни за чем, по-родственному. Раньше Мамед тоже часто родственников принимал у себя, кормил – а как же, столица, всем хочется на нее посмотреть. Но с братом Мамед особенно не общался, хотя издалека и почитал – как же, старший мужчина в семье, отец уже умер... Так вот брат вдруг как-то нагрянул. Да не один, с людьми... А у людей оружие под одеждой. Расположился на квартире Мамеда, как в степи лагерем. Жену напугал до икоты, дети по щелям забились. Но брат ничего – доволен был, что все мальчики, поиграл даже с ними, кинжалом учил пользоваться... Посмотрел, как Мамед живет, обвел желтым глазом квартиру, в первый день ничего не сказал, а на второй услал волевым жестом Дину в дальнюю комнату, а сам с Мамедом устроился курить и разговаривать.
– Ну что, брат, – сказал он, – нравится тебе в Москве?
– Нравится, брат, – пожал плечами Мамед, – деньги идут...
– А все же лучше родины нет, а? Разве не так? Не скучаешь?
– Скучаю, – согласился Мамед.
– Скучаешь... а пока твой народ борется, ты тут у них прохлаждаешься. Нехорошо...
– А что я должен делать? – пожал плечами Мамед. Ясно, брат не так приехал, а с предложением...
– Это ты сам подумай, брат, что ты можешь сделать. Пока твои братья – я, и Руслан, и Фазиль – воюют, ты тут... Чем ты, говоришь, занимаешься?
– Машинами торгую.
– Ага... Машинами. Машинами – это хорошо. А какими машинами, брат?
– Разными... Только что вот партию джипов получил...
– Джипов – очень хорошо. Вот и отдай нам свои джипы. Они нам на горных дорогах ой как пригодятся...
– На горных? – оторопел Мамед.
– Знаешь ведь, – подмигнул брат, – у нас всегда, что бы ни случись в стране, остаются наши горы...
– Хорошо, – сказал Мамед, подумав, – бери джипы.
Он не имел права отказать – родня бы его не поняла. К тому же изначальная ссуда... Короче, Мамед почувствовал, что начинает вступать в права первобытный кодекс чести.
– В мечеть ходишь, брат? – продолжил допрос Шамиль. – Ходи... В такие времена... Скоро, говорю тебе, будет большая война с неверными. То, что сейчас происходит, – это даже не подготовка... Это проверка. Качеств твоих бойцовских проверка, чести твоей проверка, веры.
– И кто же нас проверяет? – скептически поморщился Мамед. Не любил он всех этих высокопарных и цветистых разговоров. Поотвык...
– Аллах нас проверяет, – воздел очи горе Шамиль и ладонями огладил бороду.
Возразить на это Мамеду было нечего.
Так это все и началось. Сперва – машины, потом – пара ездок с оружием через границу, потом мирный торговец автомобилями Мамед Бараев превратился волшебным образом в подпольного торговца оружием, и автосалон уже служил просто прикрытием, а в багажниках его прекрасных, нежно любимых дорогих машин громыхали ящики с автоматами, переложенными древесной стружкой. Мамед стал бояться представителей власти и плохо спать по ночам... Тем более что обстановка в республике окончательно обострилась, своих с видных постов в правительстве Москвы поснимали – пора было трогаться с места. Чеченцы покидали Москву. За Мамедом снова приехал старший брат, еще более заматеревший, обросший и злой, и увез его с собой. Жену Дину с детьми Мамед оставил в Москве – тут спокойно, место обжитое, дети в садик ходят...
На родине Мамед попал в самую гущу борьбы – в подручные полевого командира, своего родного брата. Сперва он не мог опомниться, но вида не подавал. Постепенно привык к полевым условиям, привык к переходам, стрельбе, набегам, смертям. Вспомнил знакомую с детства науку убивать – оказалось это так же просто, как кататься на велосипеде: один раз научишься – и на всю жизнь. И уже нравилось Мамеду, уже не представлял он себе, как мог довольствоваться мирной жизнью в Москве – вот здесь другое дело, война – занятие для настоящих мужчин. Священная война... Пришлась по вкусу ему крепкая и острая похлебка, отдающая костром, здоровый пот, грязь, знакомая с детства жара, чувство опасности, страх, победа... Местное население относилось к ним по-разному: может, кто и не любил, но в основном боялись. Приятно было в деревню входить, снова наблюдать весь этот крестьянский быт, голодных собак, тощих заполошных кур, здоровых загорелых теток, босых и наглых ребятишек, подрастающих Мамеду на смену... Приятно было проходить по своей стране хозяином с автоматом в руках.
Но такая уж жизнь была дана Мамеду беспокойная – только он начал к обстоятельствам привыкать, как наступили следующие перемены. Поворот в судьбе Мамеда не заставил себя долго ждать. Во время одного пустякового сражения Шамиль получил пулю в грудь, рана нагноилась – и через несколько дней брат умер. Мамед не отходил от него, лишь иногда выходил и слонялся вокруг холщовой палатки. Смерть эта была неожиданна и неправильна: от случайности, пустяка, поспешная. На душе у Мамеда было нехорошо, остался какой-то осадок, но задумываться, так ли он живет, было некогда. Жизнь толкала в спину. У Мамеда и путей других не было, кроме как занять место брата, взять на себя командование отрядом и до конца жизни или до победного конца мстить. Так тоже было принято, и с какой стати Мамеду разрывать этот круг? Поначалу было боязно – шутка сказать, взять командование отрядом, когда в том отряде двести – триста человек? Но ничего, справился. Как Иван Грозный – главное, силу свою показать, власть, бесстрашие, чтобы вся стая тебя боялась, будто ты волк, а они – собаки. И о брате скоро забыл – всегда Мамеду казалось, что его чаша сия минет, в него шальная пуля не попадет. И правда – везло ему как заговоренному – были незначительные ранения, но все они не к ущербу вели, а к славе. Стал все религиозные обряды жестко соблюдать – ничто людей так в подчинении не держит, как религия. Смысл у жизни, у смерти другой появляется. За деньги обидно жизнь отдать, а за веру можно. Потому и презирал Мамед иноплеменных наемников – против своих за деньги воюют, хуже шакалов получается...
Так продолжалось какое-то время.
Полевой командир Бараев постепенно приобрел известность, имя его было на слуху – в своих кругах. Набеги устраивал, всех в страхе держал, брал заложников, нанимал бойцов – все как обычно. И опять жизнь начала входить в определенную ровную – хоть и более беспокойную, чем раньше, – колею.
Как раз об эту пору появился в отряде Мамеда Бараева переводчик Аслан Магомадов. Вернее, взяли-то его как пленного, хотя он был и свой, чеченец, молодой парень, самого боевого возраста. Но к боевым
