Достоверно известно лишь одно: вскоре страшное покаяние матереубийцы потрясло Трехмирье. Не было случая, чтобы человек, бог или демон предавался столь чудовищной аскезе; и никогда такое количество Жара-тапаса не концентрировалось в одном месте. Чем-то это напоминало покаяние ужасного ракшаса-Десятиглавца, который под конец стал отрезать одну за другой и кидать в пламя костра собственные головы…
Боги и смертные с ужасом ждали развязки: подобная аскеза обычно заканчивалась получением дара, грозившего катастрофой.
Прервать же покаяние было невозможно: аскета во время обрядов и умерщвления плоти не уязвляет даже громовая ваджра Владыки Тридцати Трех, а Рама был истинным сыном Пламенного Джамада.
И наконец к неистовому аскету явился не Брахма-Созидатель, хотя именно он раздавал дары в подобных случаях; не Вишну-Опекун, хотя именно ему стоило бы озаботиться состоянием мироздания…
К Раме явился Шива-Разрушитель.
– …ему я рассказал все.
Рама облизал пересохшие губы и вернулся к прерванному занятию.
Игла проворно сновала в обманчиво корявых пальцах аскета; и беззвучно мычал в ночи белый бык с лезвия секиры, чей металл оставался ледяным даже в пламени.
– И он подарил тебе топор? – голос подвел юношу, и вопрос вышел невнятным.
Но учитель понял.
– Да. Он подарил мне топор. И сказал, что пока дар Шивы со мной – любой чужой воле, даже воле самого Шивы, заказана дорога в сознание Рамы-с-Топором. Больше я не совершал поступков, за которые делил бы ответственность с кем-то посторонним. Месть за отца, избиение кшатры, твое ученичество – это был я и только я.
– И ты думаешь, что эта девушка… что Сатьявати…
– Я ничего не думаю, малыш. Я предполагаю. И плохо верю в случайности. Наверное, потому, что именно в результате случайности родился таким, каков есть. Уверен, тебе рассказывали в поселке! – как моей матери и бабушке в период их одновременной беременности…
Гангея кивнул. Он сто раз слышал, как к матери и дочке (второй было семнадцать, первой – тридцать три) явился святой брахман (не Дурвасас ли?!) и велел перед родами обнять деревья. Матери, жене царя- кшатрия, было велено обнять ашваттху, древо воинов; дочери, жене брахмана – святую удумбару. Но женщины впопыхах перепутали деревья, и волей судьбы у царицы родился кшатрий с устремлениями брахмана. А более расторопная дочь вымолила себе дар: жрец с воинскими наклонностями родился не ее сыном, а ее внуком.
Так и вышло, что родной дядя Рамы-с-Топором, сын торопливой царицы, царственный мудрец Вишвамитра, что значит Всеобщий Друг, потряс аскезой Трехмирье и добился для себя смены варн, из кшатрия став брахманом.
Ну а Парашурама и был тем внуком, брахманом по варне, но воином в душе.
Гангея еще раз кивнул и вдруг подумал, что больше не станет завидовать своему учителю. Подобной судьбы и врагу не пожелаешь – какая уж тут зависть!
Если бы Рама подслушал мысли своего ученика, он бы улыбнулся.
Он и так улыбнулся.
– Люби кого хочешь, – тихо повторил Рама-с-Топором, и языки костра в ответ вытянулись к звездам. – Но не спеши любить. Мир, в котором мы живем, плохо относится к торопыгам. И заставляет обнимать не те деревья…
Аскет собрал швейные принадлежности и завернул их в промасленную шкурку белки-летяги.
– Поздно, – бросил он через плечо. – Спать пора.
Ты согласился; и потом всю ночь не мог заснуть.
Тебе мерещился нож в собственных руках и окровавленная Ганга на земле.
Рядом ровно дышал аскет.
Вдох, выдох, пауза; вдох, выдох… Сто и восемь раз, потом тройная пауза – и все начинается заново. Священное число: семь планет и две фазы луны, умноженные на двенадцать знаков Зодиака; кроме того – сто восемь главных храмов, сто восемь Упанишад, сто восемь бусин в шиваитских четках…
Спи, сын Ганги, тюрьма для бога!
Спи…
Разбудил Гангею шепот, похожий на вопли.
– А я тебе говорю: уходи!
– Жестокосердый! Ну хоть одним глазком!..
– Облезешь! Изыди, говорю!
– Ну хоть…
Заусенцы мочала, из которого была сплетена циновка, легонько кололи тело. Ощущение, привычное едва ли не с рождения – пять лет в донном дворце мамы-Ганги тускло отсвечивали в прошлом, и чем дальше, тем больше казались волшебным сном. Рыбка с радужным хвостом, озабоченная мама, спешившая укрыть сына-бастарда во время прихода гостей, споры из-за красивых камешков с пресноводными дельфинятами: было? не было? приснилось?
Настоящим и единственно стоящим были годы, проведенные на Поле Куру, бок-о-бок с суровым
