консульских операций. Дурбейн оставил Лэтему два послания, одно на его квартире на рю дю-Бак, которую все еще ремонтировали, а другое – в центре сообщений посольства. Ни на одно ответа не последовало, а Бобби знал, что Дру в посольстве, находится там весь день, уединившись наверху в апартаментах посла. Дурбейн понимал, случилась беда: жена Кортленда получила серьезнейшие ранения во время нападения террористов два дня назад и не приходилось надеяться, что она выживет, но и при всем этом не в правилах Лэтема до такой степени игнорировать послания своего «яйцеголового» друга, обожающего отгадывать эти «омерзительные кроссворды». Особенно если учесть, что Бобби спас ему жизнь несколько дней назад.

Нет, что-то не так, случилось нечто такое, чего Дурбейн не мог понять, существовал только один способ все выяснить. Он взял трубку телефона, по которому можно было связаться с любым сотрудником посольства без всяких ограничений, и набрал номер апартаментов Кортленда.

– Слушаю.

– Господин посол, это Роберт Дурбейн из центра связи.

– Привет, Бобби, – неуверенно произнес Кортленд. – Как дела?

– Об этом, наверно, я должен спросить вас, сэр. – Определенно что-то не так. Обычно невозмутимый работник Госдепартамента чувствовал себя неловко. – Я имею в виду вашу жену, конечно. Слышал, она в больнице.

– Врачи делают все возможное, что тут еще сказать. Благодарю вас за участие, у вас есть ко мне еще что-нибудь?

– Да, сэр. Держится в строжайшей тайне, что Дру Лэтем жив, но я работаю в тесном контакте с полковником Витковски, поэтому в курсе дела, знаю также, Дру сейчас у вас. Так вот, мне бы хотелось поговорить с ним.

– О… вы меня несколько ошеломили, мистер Дурбейн. Не кладите трубку, пожалуйста.

Линия замолчала, тишина нервировала: там, похоже, принимали решение. Наконец в трубке послышался голос Дру:

– Да, Бобби?

– Я оставил вам пару посланий. Вы не позвонили.

– И не написал. Кроме того, что в меня стреляли и чуть не отправили в мир иной, у меня тут было дел по горло да еще кое-какие неприятности.

– Представляю. Однако, мне кажется, нам надо поговорить.

– Правда? О чем?

– Как раз это я и хочу выяснить.

– Это что, шарада? Я в них не силен, вы же знаете.

– Я знаю, что мне надо поговорить с вами, и не по телефону. Это возможно?

– Одну минуту. – И опять наступила пауза, но короче предыдущей. – Хорошо, – сказал Лэтем в трубку. – Есть лифт, о котором я не подозревал, он останавливается у вас на этаже. Я приеду вместе с тремя вооруженными пехотинцами, и вы очистите коридор. Будем через пять минут.

– Все так далеко зашло? – тихо спросил Дурбейн. – Я? Я вдруг стал опасной зоной?

– Разберемся, Бобби.

Через семь минут двадцать восемь секунд Дру сидел на единственном стуле перед столом Дурбейна, пехотинцы уже обследовали кабинет, оружия не нашли.

– Что за чертовщина? – спросил главный оператор центра связи. – Бога ради, чем я так провинился, чтобы ко мне применяли гестаповские методы?

– Возможно, вы выбрали очень точное слово, Бобби. Гестапо – нацистская лексика.

– Что вы такое говорите?

– Вы знаете женщину по имени Филлис Крэнстон?

– Конечно. Она секретарь… как его… третьего или четвертого атташе, ниже поверенного в делах у посла. Ну и что?

– Она говорила вам, кто такой полковник Уэбстер и где он находится?

– Да, но вообще-то могла и не говорить.

– Что вы имеете в виду?

– А кто, вы думаете, устанавливал связь между посольством и странствующим полковником Уэбстером? Две или три смены отелей. Бесконечные ваши с миссис де Фрис передвижения – даже Витковски не мог за всем уследить.

– Значит, все сохранялось в тайне?

– На мой взгляд, избитая фраза «совершенно секретно» наложилась на не менее затасканный «приказ по части». Почему, вы думаете, я был так груб с Крэнстон?

– Я не знал.

– Я потребовал, чтоб она сказала, откуда она знает. Даже угрожал ей разоблачением, а это нелегко, ведь у меня мать была алкоголичкой. Жуткая болезнь.

– Что она вам сказала?

– Сломалась, расплакалась, несла какую-то религиозную чепуху. Накануне она пьянствовала, так что сопротивление у нее было на нуле.

– Вы, должно быть, хорошо ее знаете.

– Хотите честно, Дру?

– Поэтому я и пришел, Бобби.

– Мы с женой были как-то на одном приеме в посольстве, и Марта – жена моя – заметила, что Филлис постоянно крутится у бара и набирается потихонечку. Я-то подумал, как еще нормальному человеку выдержать эти приемы, если не выпить, да я сам так делал, черт возьми. Но Марта оказалась проницательнее, она же наблюдала, что происходило с моей матерью под конец, и стала уговаривать меня попытаться помочь Филлис, которая страдает из-за «низкой самооценки» и так далее. Я попытался, но явно не справился.

– Значит, вы никому не говорили, кто я и в каком живу отеле?

– Боже мой, нет! Даже когда этот кретин, на которого работает Крэнстон, пришел вынюхивать о вашем персонале и ресурсах, я сказал ему, что понятия не имею, кто заменит вас. Я был рад, что Филлис сообразила держать рот на замке.

– А что он вынюхивал?

– Тут все выглядело законно, – ответил Дурбейн. – Черт, все же знают, отдел консульских операций следит не за меню на кухне посольства. Так вот, по его словам, один французский застройщик посоветовал ему вложить деньги в какую-то недвижимость, он и подумал, что ваши сотрудники могли бы проверить законность его действий. Это вполне в его духе, Дру. Крэнстон говорит, что он больше времени проводит за обедами с парижскими бизнесменами, чем с теми, кто мог бы принести нам пользу здесь.

– Почему он не обратился к Витковски?

– И так понятно – его вопрос не имеет ни малейшего отношения к безопасности; не может же он использовать отдел посольства для личных финансовых сделок.

– А я что – спица в колесе?

– Нет, скорее око недреманное, наблюдающее за внутренними операциями важного консульского отдела. А значит, можете дать консультации персоналу относительно их поведения в финансовых и других вопросах. По крайней мере, такой вывод напрашивается из вашей официальной биографической справки.

– Надо ее переписать, – сказал Лэтем.

– Зачем? Там все так туманно.

Дру откинулся на спинку стула, выгнув шею, взглянул на белый потолок и вздохнул с облегчением.

– Приношу свои извинения, Бобби, серьезно. Когда я узнал от Филлис Крэнстон, что вы – один из двоих, кому она сказала обо мне, признаться, я поспешил с выводами – нет, позволил себе их сделать. Мне казалось, они подкреплены тем происшествием, что случилось на днях, когда нацисты чуть не убили меня в посольской машине с этим сукиным сыном… как его?.. Це-двенадцать. Расчет времени… показался мне смещенным.

– Так и было, – согласился Дурбейн, – потому-то нацисты приехали туда раньше нас…

– И как же это могло случиться?