ваша охрана на месте.

– Почти что взвод морской пехоты, сэр. Стоит парням заслышать шаги или чих, сразу выхватывают оружие.

– Хорошо. Садитесь поближе, друзья, пройдемся еще разок по фактам. Сначала вы, Стэнли. Что у вас?

– Начнем с больницы, – начал Витковски, усаживаясь на стул рядом с Карин. – Положение было пиковое: на этого британского легочного специалиста, этого Вудварда, пришло-таки подтверждение с Ке- д’Орсе, будто бы он один из врачей миссис Кортленд. Правда, пришло оно с запозданием – сам он прибыл раньше.

– Чересчур небрежно для нацистов, – заметил Кортленд.

– Париж опережает Лондон на час, сэр, – высказал версию Лэтем. – Обычная ошибка, хотя вы правы, это небрежность.

– Возможно, и нет, – возразила де Фрис, и все посмотрели на нее. – А не появился ли у нас друг в стане английских нацистов? Как еще можно привлечь внимание к убийце, если не задержать подтверждение, когда оно необходимо, и не прислать его подозрительно поздно?

– Это слишком сложно, Карин, – возразил полковник, – и легко ошибиться. Очень уж слабое звено в цепи – агента легко бы выследили.

– Сложности – это наше дело, Стош, а ошибки-то мы как раз и ищем.

– Это что, урок свыше?

– Согласитесь, – поддержал Карин Дру, – она, возможно, права.

– Да, действительно, однако, к сожалению, пока нам этого не узнать.

– Почему? Мы тоже можем уцепиться за ниточку. Кто на Ке-д’Орсе дал разрешение Вудварду, хоть и с запозданием?

– В том-то все и дело, что выдано разрешение офисом некоего Анатоля Бланшо, члена палаты депутатов, Моро выяснил.

– И что?

– Ничего. Этот Бланшо никогда не слышал о докторе Вудварде, и звонок из его кабинета в больницу «Хертфорд» не зарегистрирован. Более того: Бланшо всего один раз звонил в Лондон, около года назад, причем из дома, чтобы сделать ставку в Лэдброкс на ирландском тотализаторе.

– Значит, нацисты просто воспользовались его именем.

– Похоже.

– Сукины дети!

– Аминь, хлопчик.

– А мне казалось, вы говорили, будто чего-то добились.

– Да, но не с Вудвардом.

– С кем же тогда? – нетерпеливо вмешался Кортленд.

– Я имею в виду «посылочку» офицера Лэтема, доставленную во Второе бюро рано утром, сэр.

– Лютеранского священника? – спросила Карин.

– Сам того не зная, Кениг – певчая птица, – сказал Витковски.

– И что он поет? – спросил Дру, подавшись вперед.

– Арию «Der Meistersinger Traupman». Мы ее уже слышали.

– Хирург из Нюрнберга? – допытывался Лэтем. – Шишка у нацистов, о котором Соренсон разузнал у… – Он осекся, беспомощно глядя на посла.

– Да, Дру, – спокойно сказал Кортленд, – у официального опекуна моей жены в Сентралии, штат Иллинойс… Я сам разговаривал с господином Шнейдером. Старик с болью вспоминает прошлое, былые ошибки, и что бы он ни сказал, я верю – говорит правду.

– О Траупмане он, безусловно, говорит правду, – согласился полковник. – Моро встречался в Мюнхене с бывшей женой Траупмана всего несколько дней назад. Она все подтвердила.

– Я в курсе, – по-прежнему спокойно сказал посол, кивая. – Траупман осуществлял операцию «Зонненкинд» по всему миру.

– А что Клод узнал о Траупмане от лютеранского священника? – спросила Карин.

– Кениг и ему подобные в высшем эшелоне боятся его и заискивают изо всех сил. Моро сначала решил, что Траупман – основной игрок, но теперь считает его несколько другой фигурой. Траупман, по его мнению, имеет какое-то особое влияние на нацистское движение, держит всех мертвой хваткой.

– Этакий нацистский Распутин? – развила его мысль де Фрис. – Неприкосновенная фигура за царским троном, управляющая этим троном?

– Нам известно, что есть новый фюрер, – сказал Витковски. – Мы только понятия не имеем, кто он.

– Но если этот новый Гитлер и есть трон…

– Вот тут-то я должен остановить вас, Карин, – прервал ее Дэниел Кортленд, медленно и с гримасой боли на лице поднимаясь со стула у старинного стола.

– Простите, господин посол…

– Нет-нет, дорогая, это вы меня простите. Таков приказ моего правительства.

– Что вы, черт возьми, делаете?

– Остыньте, Дру, остыньте, – приказал Кортленд. – Только что я говорил по телефону с Уэсли Соренсоном, который временно отвечает за отдельные секретные операции. Так вот, мне больше нельзя ни участвовать в разговоре на эту тему, ни присутствовать при нем. Когда же я выйду из комнаты, вы, офицер Лэтем, должны позвонить ему по этому телефону на скрэмблере… А теперь, извините, я удалюсь в библиотеку, там хорошо укомплектованный бар. Позже, если захотите просто поболтать, присоединяйтесь.

Посол прохромал через комнату, вышел во внутреннюю дверь и плотно прикрыл ее за собой.

Дру вскочил со стула и метнулся к телефону. Присев, принялся торопливо нажимать на кнопки.

– Уэс, это я. Что за уловки?

– Посол в Париже, Дэниел Рутерфорд Кортленд, вышел из комнаты?

– Да, конечно, в чем дело?

– На тот случай, если этот разговор прослушивается, я, Уэсли Теодор Соренсон, директор отдела консульских операций, беру на себя полную ответственность за последующие действия по статье семьдесят три Положения о секретных операциях, касающихся односторонних индивидуальных решений в полевых условиях…

– Эй, черт возьми, это моя линия связи!

– Заткнитесь!

– В чем дело, Уэс?

– Соберите отряд, вылетайте в Нюрнберг и возьмите доктора Ханса Траупмана. Похитьте негодяя и доставьте в Париж.

Встревоженный Роберт Дурбейн сидел за столом в своем кабинете рядом с закрытым центром связи. Нет, он терзался не просто ощущением тревоги, поскольку ощущения абстрактны и могут основываться на чем угодно: от расстроенного желудка до утренней ссоры с женой. С желудком у него все прекрасно, а жена, с которой он прожил двадцать четыре года, по-прежнему его лучший друг, в последний раз они поссорились, когда их дочь собралась выйти замуж за рок-музыканта. Жена была «за», он – «против». Он проиграл – брак оказался больше чем просто удачным, ибо его длинноволосый зять попал в список каких-то «хитов» и, выступая месяц в Лас-Вегасе, заработал больше, чем Бобби Дурбейн смог бы получить за полвека. Но из-за чего особенно терзался тесть, так это из-за того, что муж его дочери – приятный молодой человек – ничего крепче белого вина не пьет, наркотиками не увлекается, имеет степень бакалавра по средневековой литературе и решает кроссворды быстрее самого Бобби. Поистине в этом мире нет логики.

«Так почему же все-таки мне так неуютно?» – подумал Дурбейн. Началось это, пожалуй, с запроса полковника Витковски на компьютерные распечатки всех телефонных и радиопереговоров из центра связи за последние семь дней. Затем добавилось еще достаточно явное изменение в поведении Дру Лэтема, человека, которого он считал другом. Дру его избегал, что было несвойственно этому офицеру отдела