Уитерс засел у него в мозгу, как кость в горле, – бойкая речь и слишком уж трогательная сага о несчастной вдове или разведенной женщине с тремя детьми, зацепившейся за переростка-генерала со всеми вытекающими из его отставки материальными благами. Уитерсу не составило бы труда связаться с женой генерала по телефону в машине, если она действительно провела с ним вечер, или позвонить ей домой…
Соренсон снова взял трубку, надеясь, что она сохранила фамилию Уитерс из-за дочери-подростка. Из справочника явствовало, что так оно и оказалось, плюс вторая фамилия – Макгро, Макгро-Уитерс.
– Да, алло, – прошептал сонный голос по телефону.
– Извините, мисс Макгро, что беспокою вас в такой час, но дело срочное.
–
– Замдиректора Кернс из Центрального разведывательного управления. Я по поводу вашего бывшего мужа, Бруса Уитерса.
– Кого он еще надул? – спросонок поинтересовалась бывшая миссис Уитерс.
– Возможно, правительство Соединенных Штатов, мисс Макгро.
– Спасибо за «мисс»… я это заслужила. Конечно, он надул правительство – ему без разницы. Он, бывало, сверкнет своим цэрэушным значком, долго не распространяется, но дает понять, что прямо-таки супершпион. Готов ободрать любого.
– Он использовал Управление в корыстных целях?
– Господи, мистер… как вас там… у моей семьи связи по всему Вашингтону. Как только мы выяснили, что он спит с каждой секретаршей и потаскушкой, работающей на военных подрядчиков, отец мой сказал: «Нам надо от него избавиться». Так мы и сделали.
– Но все же у него есть право посещения вашего ребенка.
– Под самым пристальным наблюдением, уверяю вас.
– Вы боитесь изнасилования?
– Да нет, боже мой. Кимберли, наверно, единственный человек в мире, с которым этот мерзавец, похоже, ощущает родственную связь.
– Почему вы так говорите?
– Потому что дети для него не угроза. Объятия дочери сглаживают то ужасное, что сидит в нем.
– Что именно, мисс Макгро?
– Он нетерпим к этому миру. Стольких людей ненавидит – всех не перечислишь. Черных, или, как он говорит, мерзких ниггеров, азиатов, латиноамериканцев, евреев – всех, кто не с белой кожей и не христианин, хотя сам он уже точно
Низкий звон каминных часов в апартаментах посла Дэниела Кортленда в американском посольстве возвестил, что уже четыре часа дня по парижскому времени. Посол в открытой голубой оксфордской сорочке, в разрезе которой виднелись перебинтованная грудь и левое плечо, сидел за старинным столом, служившим ему рабочим, и тихо говорил по телефону. В другом конце большой, богато обставленной комнаты в парчовых креслах друг напротив друга расположились Дру Лэтем и Карин де Фрис и тоже тихо разговаривали.
– Как рука? – спросил Дру.
– Отлично, вот ноги до сих пор болят, – ответила, тихо смеясь, Карин.
– Говорил же тебе – сними туфли.
– Тогда бы я себе все подошвы изранила, милый мой. Сколько мы шли от рю Лакост, пока ты не связался с Клодом, чтобы прислал машину? Минут сорок, не меньше, мне кажется.
– Я не мог звонить Дурбейну. Мы даже сейчас не знаем, за кого он, а Моро занимался нашим священником-нацистом.
– Мы видели три полицейские машины. Уверена, любая бы нас устроила.
– Нет, тут Витковски оказался прав. Нас было пятеро, значит, понадобились бы две такие машины или фургон. Да еще следовало суметь убедить полицейских отвезти нас в посольство, а не в участок, а они бы уж точно воспротивились, учитывая, что один нацист ранен. Даже Клод оценил, что мы его дождались, Как он выразился: «На кухне и так слишком много кухарок». Нам не нужны были ни полицейские репортеры, ни Сюрте.
– И Второе бюро никого не обнаружило в Шато-де-Винсен?
– С оружием никого, а они прочесали весь парк.
– Удивительно, – нахмурилась де Фрис. – Я была уверена – там и произойдет убийство.
– Ты уверена, и я слышал об этом плане действий прямо из уст Кенига.
– Интересно, что же случилось?
– Да все яснее ясного: они не получили окончательное «добро» и отменили убийство.
– Ты понимаешь, что мы говорим о своей собственной жизни?
– Я стараюсь относиться к этому клинически.
– Это потрясающе эффективно.
У главного входа в жилую часть здания прозвенел звонок. Лэтем сорвался со стула и взглянул на Кортленда, который кивнул, не отрываясь от телефона. Дру пересек комнату, открыл дверь и впустил Стэнли Витковски.
– Есть улучшения? – спросил Дру.
– Мы думаем, да, – ответил полковник. – Я дождусь, пока посол
– Мне, Стэнли, – ответила Карин со своего стула. – Посол Кортленд был так любезен, что позволил нам пользоваться комнатой для гостей. Я отлично выспалась, но мой приятель не мог оторваться от телефона.
– Только после того, как ты поклялся, что он стерилен, – добавил Дру.
– Здешние телефоны не удалось бы прослушать самому святому Петру – так его называла моя дорогая депортированная мама. Кому ты дозвонился,
– Мы все перезваниваемся с Соренсоном. У него тоже наметился некоторый прогресс.
– Он что-нибудь сказал о наемном убийце из Вирджинии?
– Он прижал его к ногтю. Этот сукин сын не может даже в туалет сходить без того, чтобы они не услышали.
Дэниел Кортленд повесил трубку, неловко повернулся на стуле и вздрогнул, кивая Витковски.
– Привет, полковник, что происходит в больнице?
– Это в компетенции британской МИ-5, сэр. Пульмонолог заявил, что заметил Вудварда из Королевского хирургического колледжа, который заявил, будто министерство иностранных дел поручило ему обследовать миссис Кортленд – по вашей просьбе. Они сейчас это расследует.
– Я с такой просьбой не обращался, – сказал посол. – Не знаю никакого доктора Вудварда, а тем более уж Королевский хирургический колледж.
– Мы знаем, – сообщил Витковски. – Наш французско-американский отряд вовремя его остановил – он уже готов был вколоть стрихнин мнимой миссис Кортленд.
– Смелая женщина. Как ее зовут?
– Московиц, сэр. Из Нью-Йорка. Ее покойный муж был французским раввином. Она сама вызвалась помочь.
– Тогда нам надо отблагодарить ее, скажем, предложить отпуск на месяц полностью за наш счет.
– Я передам ей, сэр… А как вы себя чувствуете?
– Нормально. Царапина, ничего серьезного. Мне повезло.
– Не вы были мишенью, господин посол.
– Да, я понимаю, – тихо ответил Кортленд. – Ну ладно, поговорим о делах.
– Миссис де Фрис только что выражала вам признательность за гостеприимство.
– Учитывая выпавшие на их долю испытания, они могут находиться здесь сколько угодно. Полагаю,
