– Это невозможно! У нас постоянно работают устройства, которые бы это обнаружили.
– Новинки техники рождаются каждый день, преподобный отец. Лучше попробуйте угодить нашим начальникам в Берлине, даже если они и не правы. Честно говоря, это нужно нам обоим.
– Хорошо.
Кениг спустился на одну ступеньку, когда Дру его остановил:
– Подождите.
– Что такое?
– Выключите свет и закройте дверь. Не в наших интересах, чтоб остановилась патрульная машина.
– Это точно.
– Кто еще в доме?
– Мой помощник, его комнаты наверху, и две собаки, они на кухне, пока не позову.
– Вы можете отсюда выключить свет наверху?
– В коридоре да, но не в спальне.
– Выключите его тоже.
– Вы чрезмерно осторожны, герр зонненкинд.
– Результат подготовки, герр Геракл, сын Зевса.
Священник зашел в дом, тут же погас основной свет вверху и внизу, и вдруг Кениг крикнул:
– Hunde! Aufruh![147]
Когда лидер нацистов снова показался в темном дверном проеме, луна высветила два других силуэта по бокам от него – приземистые, с большими головами и мощной грудью, на четырех, слегка кривых лапах. Псы преподобного весьма походили на самого священника; это были питбули.
– Это мои друзья, Доннер и Блитзен. Детям прихожан нравятся их имена. Собаки абсолютно безобидны, пока я не дам им особую команду. Ее я, естественно, продемонстрировать не могу – они разорвут вас на части.
– Берлину это бы не понравилось.
– Тогда не давайте мне повода, – продолжил Кениг, выходя на лужайку, его телохранители вперевалку шли рядом. – И, пожалуйста, без комментариев, что владельцы похожи на собак или наоборот. Этого я уже наслушался.
– Не представляю почему. Вы немного повыше.
– Не смешно, зонненкинд, – сказал нацист, глядя снизу на Дру и поправляя широкую голубую шаль на плече, чтобы спрятать левую руку. Нетрудно было догадаться, что там у Кенига под шалью. – Что это за информация из Берлина? Я, разумеется, запрошу подтверждение.
– Только не из дома, – твердо возразил Лэтем. – Спуститесь вниз по улице или еще лучше отправьтесь в другой район и звоните кому хотите, но не отсюда. У вас и так неприятностей хватает, не усугубляйте. Это дружеский совет.
– Так вы не шутите? Они считают, что при всех моих предостережениях я скомпрометирован?
– Конечно, Геракл.
– На каком основании?
– Прежде всего они хотят знать, у вас ли эта женщина.
– Де Фрис?
– Да, кажется, так, не уверен – связь была жуткой. Я должен перезвонить в Берлин в течение часа.
– Откуда они вообще могли узнать о ней? Мы еще не подали отчет! Ждем результатов.
– Полагаю, у них агенты во французской разведке, Сюрте, во всяких таких организациях… Послушайте, Кениг, я ничего не хочу знать, что не по моей части, у меня своих забот в Штатах хватает. Просто отвечайте мне, чтоб я мог передать начальству. Эта женщина у вас?
– Разумеется.
– Вы ее не убили. – Лэтем утверждал, не спрашивал.
– Пока нет. Убьем через несколько часов, если не дождемся результатов. Бросим тело у входа в американское посольство.
– Каких результатов? Мне не нужны подробности – просто обрисуйте ситуацию, чтоб они были довольны. Поверьте, это в ваших интересах.
– Хорошо. Рано утром наш отряд свяжется с ее любовником, с этим Лэтемом, и скажет: если он хочет видеть ее живой, пусть приходит на свидание в парк или к какому-нибудь памятнику, в общем, туда, где могут укрыться несколько наших лучших снайперов. Когда он придет, обоих изрешетят пулями.
– Где свидание?
– Решает отряд, не я. Понятия не имею.
– Где ее сейчас содержат?
– Какое Берлину до этого дело? – Неонацист вдруг прищурился, вопросительно уставившись на Дру. – Раньше они никогда не запрашивали тактическую информацию.
– Откуда я знаю, черт возьми?
Услышав повышенный тон, питбули устрашающе зарычали.
– Я просто повторяю то, что мне приказали узнать!
Встревоженный Лэтем чувствовал, как по лицу струился пот.
– Ладно. Почему бы и нет? – сказал низкорослый двуногий бульдог. – Поезд идет, и с расстояния в пятьсот миль его не остановить. Она на квартире на рю Лакост, дом 23.
– Номер квартиры?
– Отряд мне не сообщал. Она сдавалась, у них даже телефона нет. К утру они, естественно, исчезнут, а хозяин останется с платой за несколько месяцев и без жильцов.
– По-моему, это все, что требовалось Берлину, – сказал он.
– Ну, так какую информацию вы должны мне передать? – спросил нацист-лютеранин.
– Скорее приказ, чем информацию, – сказал Лэтем. – Вы должны временно прекратить деятельность, не отдавая и не получая ни от кого указаний. В нужное время Берлин с вами свяжется и прикажет возобновить операции. Более того, захотите получить подтверждение переданного мною приказа – делайте это на самом нижнем уровне, желательно через Испанию или Португалию.
– Безумие какое-то! – захлебнулся миниатюрный прелат, а собаки зарычали и одновременно щелкнули зубами. – Haltet! – заорал он, успокаивая животных. – Я самый законспирированный человек во Франции!
– Меня просили передать, что так же думал некто по имени Андрэ, так теперь с ним покончено.
– Андрэ?
– Я же сказал – я не знаю, кто он и что все это значит.
– Mein Gott, Андрэ! – Голос нациста ослабел, лицо выражало смятение и страх. – Он был так хорошо замаскирован!
– Простите, не понял, ячейки в Америке не от всех требуют знания немецкого. В Берлине считают, он сделал ложный шаг.
– Его невозможно было обнаружить.
– Значит, возможно. Сказали, что он вернулся в Страсбург – кто его знает, где это.
–
– Ни черта я не знаю и знать не хочу. Мне бы добраться до Хитроу и сесть в самолет до Чикаго.
– Что я должен
– Я уже сказал, Геракл. Утром звоните своим связным в Испании или Португалии – по телефону подальше отсюда, – получаете подтверждение моих приказов и действуете, как хочет Берлин. Куда уж яснее?
– Все так сложно…
– Сложно, черт возьми, – сказал Лэтем, беря Кенига под локоть, и тут же зарычали собаки. – Давайте загоните собак, я за вами следом. С вас выпивка хотя бы.