Пятьдесят штук по сто долларов. Деньги чистые, разумеется. Пересчитаете?

– Зачем? Теперь я знаю, где вас можно найти, – осклабился санитар, открывая дверцу машины. – И вам, большая мамочка, придется частенько встречаться со мной.

– Буду ждать с нетерпением, – ответил водитель.

Санитар захлопнул дверь и направился к своей машине. Ветер раздувал полы его плаща. Человек в машине отклонился в тень и внимательно наблюдал за ним, взявшись за ручку дверцы, готовый выскочить наружу, как только произойдет то, на что он рассчитывал.

Санитар начал спотыкаться, потом потерял равновесие и повалился вперед, уцепившись в последний момент за борт «Скорой помощи». Задрав голову, он взвыл от боли и через три секунды рухнул на мокрую траву.

Человек в плаще выскочил из машины и быстрым шагом направился к покойнику, доставая на ходу из кармана стеклянный цилиндр. Присев рядом с лежащим санитаром, он закатал широкий рукав на безжизненной руке. Держа в левой руке стеклянный пузырек, в правую взял шприц, наполнил его и вонзил иглу в расслабленную плоть. Спустя некоторое время шприц был пуст. Не вынимая его, человек в плаще перегнулся через лежащее перед ним тело, подтянул вторую руку покойника и зафиксировал его пальцы на стекле и головке шприца. Потом отпустил ее. Рука упала.

Человек распрямился. Он заметил, что несколько банкнот из тех, которые он только что передал санитару, валялись на земле. Остальные, очевидно, оказались под трупом. Шагнув к «Скорой помощи», он открыл дверцу. Внутри царил полный порядок – как и полагается в военно-морском госпитале. Вынув из кармана маленький автоматический пистолет, он бросил его на сиденье. Потом из внутреннего кармана плаща извлек четыре стеклянных флакончика – два полных и два пустых. На каждом была наклейка с одинаковым текстом: «Военно-морской госпиталь, Бетесда. Использование под строгим контролем. Содержимое: С17 Н19 NO3 H2O».

Морфий.

Подержав флаконы в руке, человек в плаще бросил их на пол кабины.

Неожиданно резкий порыв ветра швырнул ему в лицо холодные струи дождя. Мужчина попытался удержать свою шляпу, но опоздал. Шляпа, ударившись о борт микроавтобуса, покатилась по траве. Человек в плаще поспешил к ней. Даже в темноте была видна густая проседь, пересекавшая ото лба к затылку его волнистую темную шевелюру.

По правде говоря, Николай Петрович Маликов был сильно раздражен, и намокшие волосы были лишь частичной причиной его раздражения. Он опаздывал. В силу своей должности – заместителя госсекретаря Артура Пирса ему еще следовало переодеться и вообще привести себя в приличный вид. Человек, занимающий столь высокое положение в правительственном аппарате США, не должен бегать по грязи под проливным дождем. Вернувшись домой, нужно срочно вызывать лимузин – ведь он договорился провести вторую половину вечера с английским послом, чтобы за бокалом обсудить проблемы, связанные с ОПЕК[44], и подумать о тех совместных мерах, которые могли бы предпринять их правительства.

Строго говоря, это было не то, что ожидало получить от него руководство в Москве, но сведения о возможной англо-американской стратегии в области нефтяной политики тоже были небезынтересны. Любая информация такого рода приближала Военную к власти, которую она искала и к которой стремилась с того времени, когда Ягода подвигнул ВКР на эту стезю более чем полвека назад. Только один-единственный человек, человек, который знает тайну Энтони Мэттиаса, сможет привести Военную контрразведку к ее окончательному триумфу. Триумфу во благо всего человечества.

Артур Пирс, выросший на ферме в Айове, но рожденный в русском поселке Раменское под Москвой, повернулся и зашагал к своей машине. Он не имеет права на усталость. Нельзя остановиться ни на мгновение, разгадывая эту бесконечную шараду.

Посол Эдисон Брукс в недоумении уставился на Брэдфорда.

– Вы утверждаете, что их тайный агент, этот «крот», знает, кто такой Парсифаль! Позволительно спросить, на основе чего вы сделали столь экстраординарные заявления?

– На основании событий на Коста-Брава, – ответил заместитель госсекретаря. – А также и тех, что произошли за последние семьдесят два часа.

– Давайте все по порядку, – распорядился президент.

– На последней стадии операции «Коста-Брава» Хейвелока снабдили радиопередатчиком, калибровка настройки которого была изменена, – начал Брэдфорд. – Это сделали специалисты ЦРУ в Мадриде – они, естественно, не имели ни малейшего представления о том, с какой целью это делается или кто им станет пользоваться. Как вы знаете, вся операция на Коста-Брава готовилась и координировалась Стивеном Маккензи, наиболее опытным специалистом ЦРУ по проведению мероприятий такого рода. Секретность операции была полностью гарантирована.

– Абсолютно, – вмешался Беркуист. – Маккензи умер от коронарной недостаточности три недели спустя. В его смерти не было ничего подозрительного. Врач, широко известный и уважаемый специалист, подвергся самому тщательному допросу. Маккензи умер естественной смертью.

– Ему одному были известны все, подчеркиваю, все детали, – продолжил Брэдфорд. – Он нанял катер, двух мужчин и женщину-блондинку, которая знала чешский. Этого должно было быть вполне достаточно – в темноте и на некотором расстоянии, – чтобы точно сыграть ту роль ужасов на пляже. Все трое – обычные подонки общества: два мелких торговца наркотиками и проститутка. Им обещали весьма приличное вознаграждение. Вопросов они не задавали. Хейвелок послал свое радиосообщение, пользуясь шифром КГБ. Он думал, что сообщение получит группа Баадера-Майнхоф, находящаяся на катере неподалеку от берега. На самом деле сигнал принял Маккензи и дал команду своим людям приступать. Через несколько минут Хейвелок увидел то, что ему полагалось увидеть. Операция на Коста-Брава завершилась.

– И вновь я должен сказать, – нетерпеливо прервал его голос, – мы с генералом знакомы с основными фактами…

– Операция на Коста-Брава завершилась, – невозмутимо, но все же чуть быстрее продолжил Брэдфорд. – Кроме президента и нас троих, о ней никто не знал. Маккензи организовал ее подготовку и проведение так, что ни одна группа не знала, что делают остальные. Мы же сообщили лишь о том, что полностью отвечало версии об агенте-двойнике. Нет никаких сверхсекретных докладов или материалов в досье, которые противоречили бы этой версии. Со смертью Маккензи ушел последний человек вне нашей группы, знавший правду об операции.

– Не совсем так, – произнес Хэльярд. – Осталась Дженна Каррас. Она скрылась от вас, но она тоже знает.

– Она знает лишь то, что ей было сказано. Кстати, ведь именно я беседовал с ней в отеле в Барселоне. И у меня были две задачи. Во-первых, напугать ее и тем самым заставить поступать так, как мы хотим. Таким образом мы якобы спасаем ее жизнь. Во-вторых, лишить ее равновесия, заставить вести себя необычно, что вызвало бы подозрения у Хейвелока и укрепило бы его в мысли о том, что он имеет дело с агентом КГБ. У него не должно было остаться ни сомнений, ни эмоций. Если бы женщина строго следовала моим инструкциям, то сейчас находилась бы в полной безопасности. Можно сказать и иначе: если бы мы вовремя нашли ее, то сейчас ей не приходилось бы убегать от человека, стремящегося убить ее (и Хейвелока тоже) с целью сохранить в тайне всю правду о Коста-Брава. Их хотят убрать, потому что они оба знают правду.

Посол Брукс присвистнул от изумления.

– Итак, мы наконец добрались до последних семидесяти двух часов, – сказал он, – которые начались со звонка в Рим – звонка, происхождение которого нам так и не удалось установить. Перед этим был произнесен пароль. Его предложил Дэниел Стерн.

– Да, сэр. Коль-де-Мулине. Мне уже что-то показалось подозрительное в докладе агента-наблюдателя. Но я не мог определить для себя, что именно. Теперь, после разговора с ним, многое видится четче.

– Некий тип по имени Риччи, которого он раньше не видел, – произнес Брукс. – Два специалиста- взрывника, о которых ему также ничего не было известно.

– И мощный взрыв, произошедший через двенадцать минут после, подчеркиваю, после перестрелки на мосту, – добавил Брэдфорд. – А кроме того, его формулировка – Каррас как укол по самолюбию Советов. Дескать, пусть Москва подавится своей приманкой…