эмоциональный шок. Он видел, как пули врезались в песок, как женщина с криками бежала по направлению к дороге, а не к воде, и двух человек, уносящих тело. Двух человек.

– Но ведь двое и были наняты, – удивленно заметил Хэльярд. – В чем проблема?

– Один из них должен был оставаться в двадцати футах от берега на катере с работающим двигателем. Второй – стрелять из автомата, потом доставить «мертвое тело» к катеру и затащить на борт. Расстояние, степень освещенности, игра луча прожектора – все это было отработано заранее. Прожектор остался единственным элементом первоначального плана; Хейвелок видел его. Перед ним развернулся вовсе не спектакль. Хейвелок был свидетелем настоящего убийства.

– Боже мой! – Генерал откинулся на спинку кресла.

– Маккензи ни о чем подобном не упоминал? – поинтересовался Брукс.

– Я не думаю, что он вообще видел всю сцену. Мне он только сказал: «Похоже, мои артисты устроили спектакль что надо». Он оставался на холме над дорогой еще несколько часов, наблюдая за Хейвелоком, и ушел перед рассветом, опасаясь, что Хейвелок заметит его.

Эдисон Брукс потер подбородок ладонью и задумчиво произнес:

– Значит, человек, которого мы ищем, который нажал на спусковой крючок на Коста-Брава, человек, узнавший пароль «Двусмысленность» от Стерна и объявивший Хейвелока «не подлежащим исправлению», является советским агентом, засевшим в государственном департаменте?

– Да, – ответил заместитель госсекретаря.

– И он стремится так же отчаянно отыскать Парсифаля, как и мы, – заключил президент.

– Да, сэр.

– Но, если я правильно вас понял, – поспешно заговорил Брукс, – здесь есть одна крупная неувязка. Он не передал информацию потрясающей важности своему руководству в КГБ. В ином случае мы непременно знали бы об этом.

– Больше того, господин посол, он не только не переправил информацию, но и сознательно ввел в заблуждение одного из крупных руководителей КГБ. – Брэдфорд выбрал из пачки один документ и уважительно передал его направо седоволосому политику. – Это я приберег напоследок. Не случайно и не с целью поразить вас, а лишь потому, что документ не имеет смысла, если предварительно не обсудить все связанные с ним вопросы. Честно говоря, я до сих сам не до конца в нем все понимаю. Это шифрограмма от Петра Ростова из Москвы. Он начальник Управления внешнеполитической стратегии КГБ.

– Шифрограмма из советской разведки?! – с изумлением воскликнул Брукс, принимая листок бумаги.

– Вопреки широко распространенным представлениям, – улыбнулся заместитель госсекретаря, – разработчики стратегии противостоящих разведок часто вступают в контакт. Это очень практичные люди, занимающиеся чертовски практичным делом. И не любят создавать ненужных проблем там, где их нет. Судя по сообщению, КГБ не имеет никакого отношения к событиям на Коста-Брава. Он хочет, чтобы мы знали об этом. Подполковник Бейлор в своем докладе, кстати, сообщал, что Ростов в Афинах выследил Хейвелока и, хотя имел возможность вывезти его из Греции через Дарданеллы в Россию, почему-то решил этого не делать.

– Когда вы это получили? – спросил отставной посол.

– Двадцать четыре часа назад, – ответил президент. – Мы долго изучали послание, стараясь полнее уловить смысл. Ответа, естественно, не требуется.

– Прочтите вслух, Эдисон, – попросил Хэльярд.

– Шифровка адресована Д. С. Стерну. Начальнику Управления консульских операций, государственный департамент Соединенных… – Брукс поднял глаза на Брэдфорда. – Стерн убит три дня назад. Разве Ростов может не знать об этом?

– Если бы знал, не послал бы. Он не имеет права допустить даже малейшего подозрения на то, что КГБ повинен в его смерти. Он действительно не знает, что Стерн погиб. Впрочем, как и все остальные.

– Было сообщение только о гибели Миллера, – пояснил Беркуист. – Мы не могли скрыть ее – шум поднялся по всему госпиталю в Бетесде. Но смерть Стерна и Даусона – секрет, пока по крайней мере. Мы перевезли их семьи в хорошо охраняемый лагерь в Колорадо-Спрингс.

– Читайте, – сказал генерал.

Брукс поднес листок поближе к лампе и начал читать медленно, монотонно:

– «Предательская акция на Коста-Брава осуществлена не нами. Мы также не заглотили наживку в Афинах. Известное своей гнусностью Управление консульских операций не прекращает своих провокационных действий. Советский Союз продолжает протестовать против нарушения этим учреждением права на жизнь и против актов террора в отношении невинных объектов: как личностей, так и целых народов. А если это грязное подразделение американского государственного департамента полагает, что имеет агента за стенами, окружающими площадь Дзержинского, то пусть оно знает, что предатели будут разоблачены и получат заслуженное возмездие. Повторяю, Коста-Брава – не наших рук дело».

Дочитав, Брукс уронил ручку, сжимавшую листок бумаги, и тяжело вздохнул.

– Великий боже, – прошептал он.

– Я понял слова, – произнес Хэльярд, – но не понял, что он хочет этим сказать.

– Начнем с известного, – предложил Брукс. – На площади Дзержинского нет никаких стен.

– Вот именно, – произнес Брэдфорд и, обращаясь к президенту, добавил: – На это мы не обратили внимания. Стены есть вокруг Кремля.

– Как вокруг, так и внутри, в прямом и переносном смысле, – продолжил бывший посол. – Он хочет сообщить нам, что события на Коста-Брава не могли произойти без помощи агента или агентов в Москве.

– Это понятно, – прервал его Беркуист. – А как насчет стен? Кремль? Как вы это понимаете?

– Он предупреждает нас. Он говорит, что не знает, кто стоит за этой операцией, и до тех пор, пока не выяснит этого, не может контролировать ситуацию.

– Потому что с ними нет обычных каналов связи? – спросил президент.

– И необычных тоже, – добавил Брукс.

– Борьба за власть. – Президент повернулся к заместителю госсекретаря. – От наших разведслужб за последнее время поступало что-нибудь серьезное по данной проблеме?

– Ничего такого, что выходило бы за рамки обычных трений. Старая гвардия потихоньку вымирает, появляются более молодые честолюбивые комиссары.

– Какова позиция генералитета? – поинтересовался генерал.

– Половина из них желает взорвать Омаху, а вторая половина хочет переговоров по ОСВ-3.

– И Парсифаль может их объединить, – сказал государственный деятель. – Все руки потянутся к кнопке запуска ракет.

– Но Ростов ничего не знает о Парсифале, – возразил Брэдфорд. – Он не имеет представления…

– Он что-то подозревает, – прервал его посол. – Он знает, что операция госдепа на Коста-Брава каким- то образом связана с неизвестными ему людьми в Москве. Он пытается их выявить, но не может. Это его чрезвычайно беспокоит. Возникло какое-то неравновесие. Аномалия на самом высоком уровне.

– Как вы пришли к такому умозаключению? – произнес президент, изучая текст шифрограммы, словно надеясь обнаружить в нем нечто, ускользающее от его внимания.

– Здесь об этом не сказано, сэр, – ответил Брэдфорд, кивнув Бруксу. – За исключением слова «наживка», которое относится к Хейвелоку. Как вы помните, он решил не проводить захват Хейвелока в Афинах. Ростов знает о весьма необычных отношениях, существующих между Майклом Хейвелоком и Энтони Мэттиасом. Оба чехи, учитель и ученик, оба из тех, кто выжил… во многих отношениях отец и сын – в общем, два сапога пара. А если кто-то из них или оба связаны с кем-то в Москве? Если да, то с какой целью? Непредосудительные цели можно исключить, поскольку в таком случае незачем скрывать эти связи. Несколько месяцев назад мы уже задавались вопросом о том, что задумал Мэттиас и какая роль в этом отводится Хейвелоку. Чтобы это выяснить, мы устроили спектакль на Коста-Брава.

– Но тут появился Парсифаль, и все остальные проблемы на этом фоне оказались несущественными, – вмешался Беркуист. – Мы оказались прижатыми к стене. И мы все еще прижаты к стене. Правда, она с той поры выросла, стала мощнее и даже раздвоилась, так что теперь мы оказываемся спиной к ней, в какую бы сторону ни повернулись. К поискам Парсифаля добавились поиски еще одного человека. Кого-то, находящегося здесь, среди нас, того, кто следит за каждым нашим шагом. Советский агент, способный