Нынче он бродит в аду, как дикарь при потопе… Шли по песчаной косе. Ночь мерцала мертво. Встретили Ницше, верней, отпечаток его. Вдавленный в чёрный песок, он лежал одиноко, Руки и ноги раскинуты были широко. В мёртвых глазах отражалось мерцание звёзд. Мне показалось: он хочет восстать в полный рост. В тусклых глазах отразилась какая-то точка. Точка двоилась. То был человек-одиночка. Мы поглядели на небо — оттуда на нас, Руки и ноги раскинув, летел карамаз. Это был Ницше — свободы безумный остаток. С чёрного неба он падал на свой отпечаток. — Я возвращаюсь! — вопил он. И замертво пал, Но неотчётливо в свой отпечаток попал. Встал, осыпая проклятьями свой отпечаток. Глянул на небо — безумной свободы остаток. — Что ты там делал? — Ответил: — Боролся с орлом! — И зарыдал. И стремглав потемнело кругом. С чёрного неба крылатая тень налетела, Ницше схватила и взмыла во тьму без предела… Снился мне сон Льва Толстого. Он шёл за сохой И пританцовывал: жёг его пламень сухой. Он пропахал полосу через адский репейник, Но обогнул по кривой наш земной муравейник. Воздух, как в старом подвале, протух и прокис. Мы обнаружили скопище слипшихся крыс. Эти масоны никак не могли расцепиться. И выгрызали друг другу голодные лица. Кое-кого я узнал. Остальные в тени Так стервенеть и остались, как в оные дни. Кроме Керенского, хуже там не было стервы, Чем Соколов, написавший приказ номер первый… Видели мы броневик, а на нём и того, Кто на дыбы поднял ненависть века сего. Оба — в огне. Я окликнул вождя. Он воззрился, Хитро прищуренный глаз из-за дыма слезился: — Что тебе нужно, товарищ? Я занят. Горю. — И отвернулся… Ну что ж, я его не корю.

часть 3

Голодно, холодно люди в аду пребывали. Храбрый Корнилов и честный Деникин попали В ту же темницу, как в Быхове в старые дни. — Мы здесь бывали! — заметили горько они. Бесы отменно ответили: — Эх, человеки! Вы здесь гостили, теперь остаётесь навеки. И за стеной услыхали они натощак Грустную песню. То пел сокрушённый Колчак. Белый террор или красный террор — всё едино. Батька Махно поглядел — широка ли долина, Долго ли будет катиться его голова? — Вечные веки! — сказала косая братва. — Зря мы пропали, — в аду мужики горевали. — Зря мы антонов огонь на всю Русь раздували… Голос Антонова им отозвался в дыму: — Что-то я вас, дорогие мои, не пойму. Троцкий, Свердлов и Дзержинский, и прочие нети — Все угодили в пожар мировой на том свете. Пал Тухачевский с кровавой звездою во лбу. Чёрт в его душу гудит, как в пустую трубу. Павлик Морозов с убийцами рухнул на месте, Кровная жертва. Но чёрт не отдал ему чести… Фрейд помешался на сексе и был очень зол На человечество. Только чертей не учел. Но заявил, обнаружив чертей после смерти: — Призраки мозга! — Посмотрим, — ответили черти И посадили его на осиновый кол. — Это же секс! — он зачичкал. — Да здравствует пол!.. Бесы заметили: — Ты симулянт. Но довольно. Здесь ты с ума не сойдёшь. И всегда будет больно… Гитлер исчез навсегда. Я имею в виду: Он в Бабьем Яре сокрыт. Есть такой и в аду: Темная тонкость! Но бесы ответили просто: — Там не достанут его шулера холокоста… Где-то во тьме, как сова, хохотал Розенберг. Блиц на Восток он, видать, осмеянью подверг. Впору заплакать! Натаскан на русской культуре,
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату