Так и шумит, так и нет на неё укороту… — И усмехнулся Христос. И вошли они в дом. Тёща с горячкой лежала в поту ледяном. Глянул Христос на неё и светло и сурово. — Встань, ты здорова! — промолвил от Духа Святого. — И не шуми!.. — приложил Он свой палец к устам. Та поднялась и прислуживать стала гостям. Сядет, бывало, в углу и окажется рядом, Доброго зятя смущая покорчивым взглядом… Дремлет пустыня. Плывут наяву миражи. Спросит, бывало, Христос у Петра: — А скажи, Как твоя тёща?.. — Смирна, — ученик отвечает. — И не шумит? — Не шумит, а как будто скучает… В полночь глухую гроза свою песню поёт. Молния духа в расселину времени бьёт. Вызвал Христос во мгновение сна из былого Тень Моисея и молвил раздумное слово: — Ты египтянин, но знаешь еврейский народ. Что он такое? Не тень ли у царских ворот? Разум всегда на уме, а душа на исходе. Даже не знаю, что думать об этом народе…— Вспомнил седой Моисей этот жёлтый исход И усмехнулся: — Евреи — заветный народ, Самый святой, как свой агнец в чужом огороде. Дьявол мешает мне думать об этом народе. Ты исцеляешь слепых, и глухих, и немых, Ты выпрямляешь горбатых, косых и хромых. Ты умягчаешь людей. Я карал их жестоко… — И Моисей отошёл во мгновение ока. В пору глухую гроза свою песню поёт. Зарево духа над миром незримо плывёт. Встретил Христос бесноватого подле пещеры. Тот завывал на закат без надежды и веры. Бесы роились в безумной его голове И завывали, согласно ходячей молве. — Сколько вас там? — Он спросил в голубиной печали. — Много! — лукавые бесы Ему отвечали. — Наше число — середина с обеих сторон: Шесть, шесть и шесть, и названье числу легион…— Тут показал бесноватый свой шиш буреломный: — Что до меня тебе, Божий ты сын или темный?!..— Но завопили все бесы навзрыд как один: — Не выгоняй нас из царства сего. Божий Сын! Но отпусти нас из этой двуногой неволи В стадо свиней, что пасётся на брошенном поле…— Поле глухое кончалось обрывом крутым, Море внизу разбивалось и в брызги и в дым. И отпустил эту нечисть Христос — и глумливо Свиньи завыли, и бросились в море с обрыва. И утонуло всё стадо и весь легион: Так осыпается буквами ветхий Закон, Так опускается оползень с мёртвого склона. Встал бы пророк Иоанн из могильного лона, Захохотал бы тогда громовержца сильней: — О, небеса! Я увидел паденье свиней!..— Над Иорданом плакучая ива склонилась. Плачет о чести, что ей на закате приснилась. А исцелённый, чьи очи, как синь, глубоки, Ей подпевает у брода священной реки. ПЕСНЯ БЕСНОВАТОГО У брода реки под знакомый напев Встречался я с тысячью дев. И мне предавалися все девятьсот И все девяносто и девять. Одна до сих пор свою честь бережёт, А больше ей нечего делать. У брода реки под знакомый напев Прощался я с тысячью дев. Забылися вдребезги все девятьсот И все девяносто и девять. И только одна свою песню поёт, А больше ей нечего делать. У брода реки под знакомый напев, Как будто и не было дев. Развеялись по ветру все девятьсот И все девяносто и девять. И только одна в моём сердце поёт, А больше ей нечего делать. Жатва приспела, но редких людей не хватает. Враг человеческий редкую душу хватает. Плевелы духа со злаками вровень стоят, Злаки сияют, а плевелы духа блестят. Редких людей у Христа было мало. Однако Было двенадцать — как звёздных кругов Зодиака. Каждый на месте, зерцало в зерцало стоит, Колос о колос и сердце о сердце стучит. Но выбивались из ряда, как огнь из-под спуда, Петр, Иоанн и Фома, а последний — Иуда. Думал Христос: не пора ли на подвиг поднять
