разрешает ему так к себе прикасаться.

Разумеется, Зарек — Темный Охотник вызывал у женщин куда больше интереса, чем Зарек — презренный раб. Но его это не изменило. Он понимал: их влечет к нему лишь оттого, что Ашерон исцелил его тело. Он грубо отталкивал женщин, предлагавших ему свою любовь; лишь изредка, устав от долгого воздержания, равнодушно овладевал ими — и тут же о них забывал.

Ни одна из них не смогла тронуть его сердца.

Астрид застонала от его нежных прикосновений.

— О Зарек! — прошептала она, и легкое дыхание ее ветерком скользнуло по его щеке. — Как я люблю, когда ты трогаешь меня вот так!

— И тебе неважно, что я раб, а ты богиня?

— Я такая же «богиня», как ты «раб»!

Он хотел было возразить, но остановился. Ни к чему портить прекрасный миг — возможно, последний миг его счастья.

В любой момент к ним в укрытие может вломиться Танат, жаждущий их крови. Но, если Зареку суждено умереть, перед смертью он хочет еще раз испытать блаженство.

Ибо Астрид подарила ему такое наслаждение, какого он прежде и вообразить себе не мог!

Рядом с ней он преображался. Как будто внутри его просыпалось что-то, давно забытое и похороненное — радостный ребенок, мечтающий петь, смеяться, летать.

Рядом с ней было тепло.

— Знаешь, — прошептала она, — кажется, я была не права. Ты все-таки сделал из меня нимфоманку!

Улыбнувшись, Зарек расстегнул на себе брюки и спустил их до колен. Совсем снимать не стал, не желая даже на миг расставаться с Астрид.

Затем он приподнял ее и с силой насадил на себя.

Оба застонали от удовольствия.

Что-то невероятно эротичное было в этой сцене: нагая девушка, оседлавшая почти одетого мужчину. Приподнимая бедра, он сильными толчками входил в ее жаркое лоно, а руки его блуждали по ее обнаженной груди.

Астрид ахнула, ошутив, как наполняет ее мощное, твердое, как сталь, естество Зарека. Она расстегнула на нем рубашку, чтобы ощущать под руками его мускулистую грудь Мягкая кожа его штанов с каждым движением терлась о ее нагие бедра.

Вдруг он убрал руки.

А через несколько секунд Астрид ощутила, как на плечи ей ложится теплая меховая парка.

— Укройся, а то замерзнешь, — негромко объяснил он.

Астрид улыбнулась, тронутая его заботой.

— Как я могу замерзнуть, когда ты — во мне?

Тогда он приподнялся и обвил ее руками. Страстно поцеловал. У Астрид перехватило дыхание.

Она громко вскрикнула, достигнув в его объятиях экстаза.

Зарек подождал, пока утихнет последний трепет ее оргазма; затем, не выходя из нее, сел и уложил ее спиной на пол.

Он снова поцеловал ее, а затем ускорил движения, стремясь достичь собственной разрядки.

И, когда это случилось, он не закрыл глаза. Нет, он неотрывно смотрел на женщину, подарившую ему это блаженство.

Она лежала под ним, тяжело дыша, глядя на него невидящими глазами. Прикосновения ее дарили рай.

В этот миг он понял: нет ничего такого, чего он не сделает ради нее. Если она о чем-то попросит, он пройдет сквозь адское пламя лишь для того, чтобы увидеть ее улыбку.

И эта мысль заставила его содрогнуться.

— Зарек!

Стиснув зубы, он отстранился от нее.

— Что?

Она взяла его за подбородок и, повернув лицом к себе, страстно поцеловала.

— Не смей от меня отворачиваться!

Он задыхался от счастья, ощущая ее каждой клеточкой своего существа. Чувствуя влагу ее чрева, прохладу ее кожи.

Тепло ее дыхания и жар поцелуя.

Огонь ее страсти согревал его, прогоняя прочь столетия одиночества и боли.

— «Знаешь… моя роза… я за нее в ответе, — прошептал он ей на ухо, сопроводив свои слова нежным поцелуем. — А она такая слабая!.. У нее только и есть что четыре жалких шипа…»

Астрид улыбнулась, узнав цитату из «Маленького принца».

— Почему ты так любишь эту книгу? — спросила она.

— Потому что, когда смотрю на небо, хочу слышать там звон колокольчика. Хочу смеяться, но не умею.

Губы Астрид дрогнули. Ей вспомнился главный урок этой книги: любовь драгоценна, даже если приносит боль. Если ты впустил кого-то в свое сердце, ты уже никогда не будешь один. Что-то очень простое — например, взгляд на небо — будет приносить тебе утешение, даже если тот, кого ты любишь, от тебя за тридевять земель.

— А что, если я научу тебя смеяться?

— Тогда ты сможешь меня приручить.

— Вот как? А вдруг ты окажешься тем барашком без привязи, который забирается в чужие сады и ест розы? Сдается мне, от тебя — даже ручного — будут одни неприятности!

И тут Астрид ощутила нечто необыкновенное: губы Зарека под ее пальцами изогнулись, и уголки их поползли вверх.

— Ага! Значит, улыбаться ты умеешь?

— Улыбаться умею, принцесса. Но не слишком широко. Не показывая зубов.

— То есть клыков?

— Да, клыков.

Она наклонилась к нему и снова его поцеловала.

— Могу поспорить, когда ты улыбаешься, ты просто красавчик!

Зарек что-то пробормотал ей в ответ и получше укутал девушку.

Астрид снова свернулась клубочком рядом с Зареком, положив голову ему на грудь. Ей нравилось слушать биение его сердца. Ощущать его силу.

Странно, но даже сейчас, когда по их следу шел безжалостный убийца, рядом с Зареком она ощущала себя в безопасности.

Но, впрочем…

«Впрочем, кажется, это иллюзия», — сказала себе Астрид, услышав над головой странный скребущий звук.

Зарек вскочил.

— Что это? — прошептала она.

— Кто-то наверху. В моей хижине.

Ее охватил ужас.

— Думаешь, Танат?

— А кто же еще?

Он помог ей подняться и поставил ее у стены. Парализованная ужасом, Астрид замерла, прислушиваясь к движениям Зарека и шорохам наверху.

Зарек схватил было гранату, но тут же положил ее обратно. Еще не хватало, чтобы они оказались похоронены заживо! Вместо этого он надел на левую руку свое любимое оружие — пять серебряных когтей — и двинулся назад, к люку, ведущему в его хижину.

Наверху послышались легкие шаги.