– О, пожалуйста, – взмолилась Мелинда, – пожалуйста, посмотрите, может быть, вы сможете найти что-нибудь для меня. Это очень важно.
Она чувствовала, что отменить скачки – Значило сдаться не только Скиттлз, но и маркизу. И тут она подумала, что сошла с ума, поставив на кон все свои деньги, все свои надежды, связанные с коттеджем и совместной жизнью с Наиной, настолько неравны были силы. Но, тем не менее, она знала, что ненавидит Скиттлз и должна победить ее, и не только на скачках.
– Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне, – просила она домоправительницу.
Миссис Медоуз посмотрела на ее маленькое встревоженное лицо и, почти не отдавая себе отчета в том, что делает, сказала:
– Совершенно не понимаю, что такая милая молодая леди делает здесь и почему принимает участие в этих похождениях.
– Я просто хочу выиграть у нее скачку, – сказала Мелинда почти шепотом.
– Вообще-то я имела в виду не только скачки, – сказала миссис Медоуз, а потом поправилась:
– Это не мое дело, конечно. Пойдемте, мисс, я подыщу вам что-нибудь в моей кладовой, может быть, что-то и подойдет. Жаль, что вы не мальчик, потому что я сохранила всю одежду его светлости, начиная с того дня, когда он впервые сел на лошадь. Я пересыпала ее нафталином, чтобы не побила моль. Есть еще и одежда покойной маркизы, она всегда оставляла часть одежды здесь, но ее светлость была крупной, и из ее вещей вам вряд ли что подойдет.
К тому времени они подошли к комнате домоправительницы и прошли дальше в соседнюю комнату, полностью занятую под гардеробную.
– Здесь хранится одежда, которую кто-то уже носил? – спросила Мелинда, оглядываясь вокруг.
– Совершенно верно, мисс, – ответила миссис Медоуз, – и есть прелестные вещицы. Здесь хранятся платья его светлости Пира, которые он надевал на коронацию ее величества, и одежда его отца и его деда. А также диадемы ее светлости и свадебные платья четырех поколений. Его светлость иногда дразнит меня и называет хранительницей музея. Но он недалек от истины, потому что они – часть истории Чарда. – Миссис Медоуз говорила с гордостью, но в голосе слышалась грусть. – Никогда раньше в доме не было таких дам, как эти. – Она так произнесла слово «дамы», что оно прозвучало как ругательство.
– Вот именно поэтому я должна победить ее, – сказала Мелинда. – Она просто чудовище. Не знала, что в мире есть такие женщины. Но в то же время она красавица!
– В таких людях нет красоты! – резко заметила миссис Медоуз, потом воскликнула:
– Нашла! Нашла то, что нужно, мисс. Я не вспомнила о ней раньше, потому что она хранилась с маскарадными костюмами. Но это настоящая амазонка, которую носила бабушка ее светлости, когда ездила во Францию и охотилась с Людовиком XIV. Она была очень маленького роста. Конечно, я знала ее только в очень преклонном возрасте, но у нее всегда была превосходная фигура, и сохранилось множество ее нарядов, которыми будет восторгаться еще не одно будущее поколение.
Сказав это, миссис Медоуз открыла дверцу и достала с полки амазонку из темно-синего бархата. Она была расшита серебряным шнуром и застегивалась на пуговицы из синего сапфира. Воротник украшало кружевное жабо, а на маленькой треуголке были пышные страусовые перья.
– Она восхитительна! – воскликнула Мелинда. А пуговицы! Они настоящие?
– Неужели вы думаете, что ее светлость стала бы носить что-то поддельное? – спросила миссис Медоуз. – Ну-ка, примерьте ее, мисс. Я уверена, что она будет вам впору, у меня глаз наметанный, это уж точно. А где же сапоги?
Через четверть часа Мелинда уже медленно спускалась по лестнице. Она понимала, что выглядит несколько старомодно, но амазонка была ей к лицу.
Синий бархат подчеркивал синеву ее глаз, перья спускались на щеки, настоящие кружева жабо окружали шею, а сапфиры и бриллианты сияли на пуговицах.
До нее доносились взрывы хохота из столовой, но она прошла через парадный вход и направилась к конюшне. Грумы были заняты лошадьми вновь прибывших гостей. С горячим гнедым конем Скиттлз трудно было управляться, и два грума с трудом поставили его в стойло. Главный грум, старик, с которым Мелинда уже разговаривала вчера, вышел ей навстречу.
– Вам нужна лошадь, мэм?
– Да, – ответила Мелинда. – Я хочу выехать на Громе.
Грума словно поразила молния.
– Уверен, что его светлость не позволит вам ездить на нем, мэм. Я уже говорил вам вчера, что с ним трудно управиться даже джентльмену, не говоря уже о леди.
– Я поеду на нем, – решительно сказала Мелинда. – Позвольте мне войти к нему в стойло.
– Осторожнее, мисс. Он в прошлом году так лягнул одного мальчишку, что тот провалялся в больнице три месяца.
– Я буду осторожна, – сказала Мелинда.
Она вошла в стойло. Гром прижал уши к голове при ее приближении и сердито раздул ноздри. Она заговорила с ним тем же голосом, каким она разговаривала со своими лошадьми, и очень медленно провела рукой по его шее.
– Ты мне поможешь, мальчик? – тихо проговорила она. – Ты должен показать им, на что ты способен, а я должна доказать кое-что себе самой.
Она говорила и говорила с ним, и, казалось, будто конь откликается на ее голос. В конце концов, она похлопала его по морде и повернулась к старому груму, который наблюдал за ней.
– Запрягайте его немедленно, – приказала она. – Мне кажется, он все понял.
– Отродясь не видал ничего подобного! – сказал старик, разводя руками. – Я сам его оседлаю, мэм. Не