— Невелика беда — заночуем в веске.

— С Альком сам будешь объясняться!

— Вот еще, объясняться с ним! Захотели — и свернули! Пусть знает свое место, крыса вонючая.

Дело спасла именно темнота: справа, на холме, желтело несколько огонечков. Будь немного посветлее, друзья их вряд ли заметили бы.

— Это, наверное, не Пересыпы, — усомнилась Рыска. — Уж больно далеко от дороги.

— Да какая разница? Поехали туда!

У девушки засосало под ложечкой, но определить, каким страхом это вызвано — перед веской или ожидаемым гневом Алька, — видунья не смогла и потому промолчала.

Впрочем, эта веска устроила бы даже беглого каторжника: на отшибе от дороги, без общей ограды, и всего-то пять дворов. Когда-то было больше, из бурьяна там-сям торчали пообломанные печные трубы, как памятники сгнившим (сгоревшим?) избам. А вокруг холма, во все стороны — сосняк, сосняк, сосняк, в котором оброненную корзинку месяц можно искать.

Стучать отправился Жар, вначале околотив шапкой пыль с кафтана (а заодно и с самой шапки) и пригладив волосы — они у него были не шибко пышные, зато волнистые и до плеч, как городские девки любят. Рыска боязливо ожидала поодаль, держа поводья обеих коров.

Дверь открыла седенькая горбатенькая бабка, точь-в-точь из сказки про лесную людоедиху. Только алмазных зубов у нее не было — как и обычных.

— Што, милки, — ничуть не удивившись, прошамкала она, — припошнилишь?

— Эй, красавица, ты гостей на постой пускаешь? — приосанившись, громко и весело спросил Жар.

— Шаходите, шего уш там, — захихикав, посторонилась старушка. — Коровок вон шам, у колодша, привяшать мошно!

В единственной комнате было пустовато, но чистенько. Горшки и чашки на полке стояли строго по размеру, так же висели полотенца: для рук, для лица и прихватка. Наверное, даже тараканы под печью по росту выстроились.

— Ешть будете? — Бабка, не дожидаясь ответа, выставила на стол огромную миску творога под тряпочкой. — Вот, только што оттопила! Ишшо тепленький…

Дважды звать не пришлось — особенно когда на творог плюхнулась большущая ложка сметаны, густой и желтой, а рядом легли два толстых ломтя хлеба.

Старуха уселась напротив, подперла ладошкой щеку, с умилением наблюдая, как гости наворачивают угощение. Рыске аж пояс начал давить, и она украдкой его ослабила.

— Ну и глушь эти ваши Пересыпы! — искренне сказал Жар, облизывая ложку. — Мы уж думали, никогда до вески не дойдем, пошутил кто-то с указателем.

Бабка затряслась от мелкого куриного смеха:

— Шынок, так Перешыпы-то это не вешка, а пешшаник. Шуда гоншары со вшей округи за пешком ешдят — видали, школько ям набили? А вешка вовше даше Шошенка!

— Сосенка? — переспросил Жар.

— Да нет же, Шошенка!

— Зозенка?

— Шошенка! — рассердилась старушка, решив, что ее дразнят. — Глухой, што ли?

— Ладно, Шошенка, — смирился вор. — А почему у вас тут народу так мало?

— А с шего ему тут водитша? — пригорюнилась бабка и тоже зачерпнула творожку. — Шам ше шкашал — глушь! На пешках шадов не рашведешь, паштбишш хороших тоше нет. Как в войну шавряне вешку пожгли, так и не штроились, рашбрелись по родишам… Ношью опять ше штрашновато… ну да мы, шошеншане, привышные.

Рыска хотела спросить, почему страшновато-то, но тут в избу гурьбой ввалились трое подвыпивших мужиков.

— Опа! — остановился и осадил остальных средний. — Да у нас гости!

— Здравствуйте, — пугливо пролепетала девушка. Жар, напротив, поглядел на весчан свысока: обычная пьянь, шумная, но трусоватая. Если нарочно не задирать, первой в драку не полезет.

— Ты, шынок, шегодня у друшей переношуй, а? — засуетилась бабка. — Я вам шейшас ушелок шоберу…

Мужик подозрительно уставился на незнакомцев.

— Че-то не похожи вы на гончаров, — напрямую заявил он. — Охотники, что ли?

Девушке показалось, что против последних весчанин что-то имеет, и поспешила помотать головой:

— Нет, мы так, проездом.

— Первый раз в наших краях? — чуть приветливее уточнил мужик.

— Ага… Хотели вот хлеба купить или даже переночевать.

— Или? — как-то странно хмыкнул бабкин сын, со значением переглянувшись с дружками.

И все бы ничего, да Рыска слишком сильно распустила пояс. Узелок с монетами выпал, один злат выкатился, призывно зазвенел на полу. Мужики разом уставились на него, как три голодных петуха на бобовое зерно. Девушка поспешила подобрать свое добро, но что-то успело непоправимо измениться.

— В общем, это… — прокашлялся хозяин избы, старательно отводя взгляд от златоносной Рыскиной груди — и неуклонно к ней возвращаясь. — Хлеба продам, а спать вы лучше в лесок идите.

— Почему? — удивилась девушка. — Мы заплатим.

Жар тоже не понимал, что на них нашло. Явно из-за златов, но нормальный человек, наоборот, постарался б залучить к себе денежных постояльцев. А если убить-ограбить задумали, то это опять-таки лучше в избе сделать, да там же под порогом и зарыть. Парень оглянулся на бабку, но та как в подпол провалилась. Хотя нет, за печкой шуршит, перебирает что-то.

— Нам тут вдвоем с матерью еле места хватает, и храплю я — ужас. Эй, Хвасек, может, к тебе?

— Не-не-не! — затряс головой второй мужичок. — У меня жена на той неделе родила, дите всю ночь орет, никакого сладу нет.

— А если к вам? — Рыска повернулась к третьему весчанину.

— Не-не-не! У меня… у меня… — Тот беспомощно оглянулся на друзей. — Куры мрут, во!

— Так не люди же, — удивился вор.

— А кто его знает — сегодня куры, завтра люди. Хвори-то нынче коварные! — Мужик старательно, с надрывом заперхал в горсть.

Рыска, смирившись, дернула Жара за рукав: по какой бы причине их ни выпроваживали, настаивать некрасиво. Бабка из-за печи так больше и не показалась, еду и зерно для коров отмерял ее сын. За все он запросил только пять медек, а когда вор из торгового азарта предложил одну сбросить, сразу согласился.

— Странные они какие-то, — прошептала девушка, выходя во двор. — Зря мы сюда заехали.

— Почему? — Парень взвесил на руке мешок и одобрительно крякнул. — Может, они нас за разбойников приняли и испугались.

— Какие ж мы разбойники? У нас даже оружия нет!

— У седла арбалет висит.

— Думаешь, они его в темноте разглядели?

Друзья спустились с холма и снова утонули в сосняке. Дорога из белого песка, просыпавшегося с телег, серебрилась под луной, как ручей.

— А зачем сюда охотники ездят? — продолжала беспокоиться Рыска.

Корова споткнулась обо что-то длинное, тяжелое и обиженно замычала. Жар натянул поводья и слез посмотреть, не поранила ли она ногу.

— Опа, — только и сказал парень, поворачиваясь к подруге.

В руке он держал длинный узкий меч.