тормашками полетел!

— Но это же ты нас заставил сюда свернуть!

— Я выбрал наилучший вариант пути. И если он подразумевает твою сломанную шею, все претензии к Хольге.

— Так выбери похуже, но чтобы все целы остались! — возмутилась Рыска, натягивая поводья. — Если с моим другом что-нибудь случится, одна я тебя никуда не повезу!

— Ну пошутил я, пошутил, — неохотно признался Альк. — Там вообще-то обе дороги паршивые были. Но эта чуть веселее показалась.

— Да уж, обхохочешься, — проворчал Жар, озираясь. Тропа заводила во все большую глушь: с виду те же елки, не очень даже густые, но воздух пах совсем по-другому, по-чащобному. — И сколько нам по ней до ближайшей кормильни ехать?

— Дня два.

— Как?! — подпрыгнул в седле вор, чуть снова из него не вывалившись. — А что мы есть будем?

— Меня все еще мутит. Я лучше посплю.

— Но мы-то голодные!

— Пожуйте вон тех листиков.

— Они съедобные? — подозрительно уточнила Рыска, разглядывая пушистый кустик, усыпанный глянцевой листвой.

— Нет. Так что вам тоже надолго аппетит отобьет.

Пока Жар наклонялся, чтобы дать тумака наглой усатой морде, крыс успел широко, сладко зевнуть и втянуть ее в дыру.

— Главное, никуда не сворачивайте.

Вору пришлось хлопнуть по колену самого себя, чтобы хоть немного отвести душу.

— Вот же ж тварь! Дождется — будем завтракать печеной крысой!

— Еды можно просто в веске купить, — пробормотала Рыска, стыдясь взглянуть на друга. — Я так и делала. Уж веска-то нам до вечера непременно встретится…

— Ты что, его защищаешь?! — одновременно возмутился и растерялся друг.

— Ну, с дорогами он еще ни разу не ошибся. — По правде говоря, девушка была даже рада, что не придется заезжать в кормильню. Все-таки неприятное это место. А молец вон по неделе, бывает, постится — и ничего, только здоровеет.

Но Жару, успевшему привыкнуть к сытному городскому житью, отсутствие заведений казалось трагедией. Только-только он в люди, то есть воры, выбился, научился разбираться в дорогом вине и отличать тушеную деликатесную ворону от паршивого рябчика, как вдруг его всего этого лишили! И кто — облезлая крыса!

— Это же всего на неделю, — примиряюще сказала Рыска.

— Человек может прожить без еды месяц, — ехидно поддакнул Альк. — Зато без воздуха — от силы четверть лучины. Кто тут у нас больше всех погони боится?

— Да, но я не понимаю, почему эту неделю мы должны прикидываться бродягами! Почему бы не выдать себя за, скажем, купеческих посыльных, которые вполне могут есть и ночевать в кормильнях?

— Потому что бродяга может выглядеть как угодно, а у посыльных должен быть приличный вид.

— Чем тебе мой кафтан не нравится?!

— Жуликом, который в него обряжен. Вот отъедем на тридцать — сорок кинтов, и притворяйся хоть тсарем. Такой роже все равно не поверят, зато вреда не будет.

— Лучше лицедеем с ручной крысой. Будешь у нас по веревочке бегать, на задних лапках ходить и бумажки с гаданиями из шапки вытаскивать, пока обещанные сто златов не отработаешь, — зловеще пообещал парень. — Медленно, зато верно, и у дедушки денег просить не придется. Или ты такой же «дядюшкин племянничек», как тот путник?

— Хватит! — не выдержала девушка. — Оба хороши — вот оба и замолчите!

Альк умолк сразу — то ли сработал колдовской запрет, то ли ему самому надоело ругаться, — а Жар еще долго ворчал и пофыркивал, как пес, прогнавший со двора чужака, но продолжающий переживать это событие.

Сегодня ехать было легче — поспокойнее, попривычнее. Тропа, при всей неказистости, хлопот путешественникам не доставляла: ползла да ползла через леса и луга, то расширяясь почти до дороги, то снова слипаясь в звериную стежку. Навстречу никто не попадался, сзади тоже не догоняли.

Через лучину Жар забыл обиду — он вообще был человеком отходчивым — и начал расспрашивать подругу, что там да как на хуторе. Крыс свернулся клубком и затих, грея Рыске живот. Если и не спал, то в разговор не вмешивался.

Первую половину дня есть как-то не особо и хотелось. Но потом жара пошла на спад, языки устали, и животы снова напомнили о себе.

— Хорошо коровам, — уныло сказал Жар. — Один раз пощипал травку, а потом срыгивай и жуй весь день.

— Не, — скривилась Рыска. — Я лучше один раз — и все!

— Так им же, наверное, вкусно.

— А может, просто выбора нет?

— Будто у нас он есть, — вздохнул парень. — Что это вообще за дорога такая — ни жилья, ни развилок? У меня ощущение, что мы по кругу ходим!

— Да вроде нет, — не очень уверенно сказала девушка. — Зачем бы Альку нас разыгрывать?

— А может, ему на ходу спится лучше? Как в люльке?

— Ну-у-у… О, мимо вот этого корча мы точно не проезжали, я б запомнила! — обрадовалась Рыска. Жар же вздохнул еще мрачнее.

Солнце уже скрылось за макушками деревьев, когда друзья выехали на перекресток. Дорога, которую им предстояло пересечь, была широкая, укатанная, желтенькая, как свежее маслице. На вешечном столбе даже указатель висел.

— «Пе-ре-сы-пы», — по складам прочитала Рыска — писец уснастил буквы таким количеством завитушек, что девушка с трудом их узнавала.

— О! Веска! — обрадовался Жар. — Поехали туда.

— Ты что, — испугалась девушка, — Альк же сказал — никуда не сворачивать!

— Мы только хлеба купим и вернемся, — с горячностью помирающего от голода начал убеждать ее друг. — Ну потеряем лучину-другую, так ведь одна Хольга знает, когда нам следующее жилье попадется!

— Давай все-таки Алька спросим, — заколебалась Рыска.

— Ты что, теперь у него на каждый чих разрешение клянчить станешь? — принялся насмешничать Жар. — Да он проснуться не успеет, как мы обернемся!

Будить болезного было жаль, к тому же снова обижать друга не хотелось. Пусть хоть ненадолго почувствует себя главным, большой беды в том не будет… наверное.