Если что-то невозможно объяснить – это надо объявить несуществующим. Привычка Демина отмахиваться от проблем, решить которые ему не по силам, была мне хорошо известна.
Я не очень-то ему поверил. Наверное, потому, что прошлой ночью он в Москве был, а я в Воронцове. Это в Москве призраков, может быть, и нет. А в Воронцове совсем другое дело.
После работы я поехал на Тверскую, где до поздней ночи работал книжный магазин. Я любил заезжать туда время от времени, потому что ближе к полуночи людей там совсем немного и можно бродить вдоль книжных полок, не отвлекаясь на общение с другими покупателями, которые сплошь не только книголюбы, но еще и телезрители, оказывается.
Я обошел отделы, где продавали мемуары, историческую литературу и энциклопедии, и в конце концов нашел то, что искал. История дворянских родов России. Увесистый том с многочисленными иллюстрациями.
Воронцовых оказалось на удивление много. Древний род. С многочисленными ответвлениями. Дипломаты, военные и даже генерал-губернатор. Значительные лица. Умные глаза. Чувство собственного достоинства, не переходящее в спесь. Я всматривался в лица на портретах, перелистывал страницу за страницей и вдруг увидел «свою» графиню. Наталья Александровна Воронцова. Тот же самый портрет, который я недавно увидел в музее.
Про графиню в этой книге было написано совсем немного. Жила в Санкт-Петербурге, но часто наведывалась в Москву, где у нее был дом. Вышла замуж, но рано овдовела. На склоне лет поселилась близ монастыря, настоятель которого был ее духовником.
Пожалуй, в провинциальном музее мне рассказали бы о Воронцовой больше, чем я смог почерпнуть из этой книги. Но книгу я все-таки купил. Потому что на букву «Р» я обнаружил множество Ростопчиных, и кто из этих вельможных представителей знатного рода покончил жизнь самоубийством после смерти Воронцовой, я не знал. Дома разберусь.
Я заплатил за книгу и вышел из магазина. Домой возвращаться не хотелось. Я поехал в клуб. Там было шумно, весело, гремела музыка, и еще там было много света. Все это мне очень нравилось. Я даже стал думать о том, почему мне здесь так нравится сегодня. Порой для того, чтобы понять, почему тебе хорошо, надо пойти от противного и разобраться, а что же такое плохо. Я попытался представить, и у меня получилось следующее. Мне было бы плохо сейчас, если бы вокруг меня не было людей, царила абсолютная тишина и тьма скрывала все вокруг. Я знал такое место на земле. Это Воронцово.
В жизни так бывает: как только что-то вспомнишь – так оно к тебе в реальности и явится.
Мне позвонила Светлана. Услышав ее голос, я непроизвольно посмотрел на часы. Три.
– Ты почему не спишь? – сказал я удивленно.
– Женя, ты приехать можешь? – спросила Светлана с тем неестественным спокойствием в голосе, которое обычно свидетельствует о шоке, в котором пребывает говорящий.
– Что случилось?! – всполошился я, уже угадывая недоброе.
– Тут ужасные вещи, Жень, – сказала Светлана все тем же бесцветным голосом. – Женщина в белом платье. Ты не представляешь, какой это ужас.
Я гнал машину с такой скоростью, что те автомобили, которые я обгонял на ночной дороге, казались припаркованными на обочине. Они стояли, а я ехал. Сто километров я преодолел минут за тридцать пять.
Дом Светланы был освещен и ярок, как новогодняя елка. Все окна светились – ни одного затемненного оконного проема. Так бывает только в двух случаях: в дни праздника и в дни большого горя. Праздником сегодня тут и не пахло.
Входная дверь была заперта. Я постучал. Суматоха в доме. Потом появилась перепуганная Светлана. Более-менее она еще держалась, пока открывала мне дверь, но едва я вошел, Светка бросилась ко мне и вцепилась мертвой хваткой. Так, наверное, хватается за своего спасителя утопающий.
– Колодин! – скулила она, и это больше было похоже на истошное мяуканье перепуганной насмерть кошки.
– Все, я уже приехал, – успокаивал я ее, но мои слова ничего сейчас для нее не значили.
В доме я нашел Никиту. Он был бледный как полотно. Или как белое платье той женщины.
– Ты видел ее? – спросил я.
Он закивал в ответ, и казалось, что это голова у него беспомощно трясется, как у дряхлого старика, уже не властного над собственным телом. Мне их обоих придется успокаивать. Иначе не будет никакого толку.
– Никита, – сказал я с мягкостью имеющего богатую практику доктора, который помогал больным в гораздо худших ситуациях, – ты постарайся взять себя в руки. Хорошо?
– Я вп-п-полне, – доложил он.
У него зуб на зуб не попадал. Был бы он постарше, я бы сейчас влил в него стакан водки и минут через десять уже имел бы вполне адекватного собеседника. А так придется не медикаментозными методами действовать, а одним лишь гипнотизирующим трепом его к жизни возвращать.
– Ну чего ты трясешься, – попенял я ему ласково. – Я тоже эту тетю наблюдал и до сих пор жив, как видишь.
Я постыдил его еще немножко, и он постепенно стал оттаивать.
– Ты мне расскажи, как дело было, – попросил я.
Он что-то замычал в ответ. Тяжело мальцу формулировать мысли. Сплошной хаос в кучерявой голове. Я решил ему помочь, задавая наводящие вопросы.
– Ты спал, – подсказал я ему.
Замотал головой.
– Не спал? – удивился я.
– Чи-читал.
– Ага, читал, – кивнул я понимающе.
Книга. Что-то по компьютерам.
– Что дальше было? – спросил я.
А у него округлялись глаза. Значит, мы с ним приближались к главному. И снова надо было ему помогать.
– И вдруг раздался стук, – подсказал я на правах человека, который еще раньше побывал в подобной ситуации.
– Нет, – не без труда разлепил Никита резиновые губы. – Я сидел. Я читал. Я увидел, – сказал он и судорожно вздохнул, ужаснувшись собственным воспоминаниям.
– Женщину?
– Да.
– Где?
Он даже не повернул голову в ту сторону, потому что боялся туда смотреть, а только указал рукой.
– За дверью? – догадался я.
– Да.
– На веранде?
– Да.
– Ты видел женщину. Она была в белом платье?
– Да.
– Что она делала?
Он покачал головой. Ничего она не делала.
– Просто стояла? – спросил я.
– Да.
– Но ты испугался. Почему?
– Я не сразу испугался.
– Так, – приободрил его я, ожидая продолжения.
– Я даже подумал сначала, что это кто-то в гости пришел. Я ждал, что постучит. А она просто стояла. И я подумал, что это выглядит невежливо. Она ведь видит, что я ее вижу. Что я смотрю на нее. И ждет, наверное, что я открою. А я сижу и не спешу открыть. Вы понимаете?