- Vois, maman, et ces petits garcons! - сказала Мери, стоявшая между матерью и француженкой с бонбоньеркою в руках.
Сергей Васильевич пустил на воздух клуб дыма и посмотрел на нищих.
- Знаешь ли, Serge, нищие эти невольно напоминают мне историю с этим мальчиком, которого увели у нас, - помнишь? Мужика звали, кажется, Тимофеем, - сказала Белицына, наклоняясь к мужу.
- Oh, се pauvre Timothee! оu est-il? - вздохнув и возведя глаза к небу, спросила француженка.
- Timothee, mademoiselle, est plus heureux, que nous a present, - весело ответил
Сергей Васильевич, пуская новый клуб дыма. - Вот мы теперь печемся на солнце, не знаем, куда от жары деваться, а он - il hume 1'air pur et frais des prairies!
- Поговори с ними, Serge, - сказала Белицына, прикасаясь к руке мужа и указывая на нищих.
- Откуда вы? - спросил Сергей Васильевич.
- Пристанища у нас нетути, касатик, - отвечал Верстан жалобным голосом, который так же шел к нему, как розы к медведю, - ничего у нас нет… отец милостивый!.. так ходим, побираемся…
- Откуда у вас эти мальчики? - спросил Сергей Васильевич.
- Свои, кормилец, - отвечал тем же тоном Верстан, - один, большенький-то, внучек мне, внучек, родимый!.. другой племянник… товарища… старичка слепенького…
- Какой маленький этот черненький мальчик! - сказала Белицына, указывая на Петю, - tout a fait la tete du petit mendiant de Murillo.
- Который тебе год? - вымолвил Сергей Васильевич, подставив ладонь под подбородок Пети.
- Десятый, кормилец… десятый… - простонал дядя Мизгирь, лезший из кожи, чтоб возбудить сострадание.
- Et 1'autre!.. Ah mon Dieu, comme il a 1'air souffrant, ie pauvre!.. - вымолвила гувернантка, кивая головою на Мишу, который, по всей справедливости, должен был бы прежде других обратить на себя внимание сострадательной особы; но он был такой маленький, тщедушный и некрасивый, что его легко можно было вовсе не заметить; он сидел на помосте парома, прислонив голову к доске; он собственно никуда не глядел, ни о чем не думал, хотя глаза его были полны блеска и мысли; болезненное, изнуренное лицо ребенка было серьезно, как словно он давно обдумал что-то и принял какую-то решимость; закрой он глаза и перестань кашлять, его легко можно было принять за мертвого - так бледны были черты его и так сухи пальцы рук и босые ноги.
- А этот мальчик у вас, кажется, нездоров… что с ним? - сказал Сергей
Васильевич.
- А господь ведает, родимый… на грудь все жалуется, болит, стало быть.
- В таком случае не следовало вам брать его, дома надо было оставить!.. - сказал Белицын, - ох, да, впрочем, я забыл, что у вас нет дома… Ну, все равно, надо было отдать его в больницу, лечить надо. Вот то-то, все вы так, не хотите лечиться, а потом плачете, - довершил он.
- Слышь, барин, ваше благородие, кабы слова помогали, мы бы давно его вылечили! хотенья-то нашего мало; за лекарство-то деньги требуют, - совершенно неожиданно и скороговоркою произнес Фуфаев; вообще в этот день он был особенно не в духе.
- Ты ошибаешься, мой милый, - назидательно подхватил Сергей Васильевич,
- не всегда требуют денег… Мало ли есть на свете добрых людей, которые всегда рады помочь бедному, неимущему.
- Знамо, есть, барин, ваше благородие, как не быть! - не совсем учтиво перебил Фуфаев, - да где их искать-то?.. Мы ведь слепые, проглядим, а сами не сказываются.
- Il m'a 1'air fort grossier, cet homme, - сказала француженка.
- Oui, il a une mauvaise figure, особенно сравнительно с лицами двух других стариков, - заметила Белицына, между тем как муж ее пощупывал деньги в жилетном кармане.
- Нате вам, возьмите, - вымолвил он, подходя к троим нищим и давая каждому по полтиннику.
- Продли веки ваши…
- Продли веки ваши! и ваших деток! - быстро перебил дядя Мизгирь, как только ощупал полтинник, - создай вам господь…
- Спасибо, спасибо! не за что, мои милые… очень рад, очень, - проговорил
Сергей Васильевич, стараясь, но тщетно, раскурить потухшую сигару.
Александра Константиновна заметила, что надо будет дать что-нибудь мальчикам; что деньги возьмут нищие, а мальчикам от этого ровно ничего не прибудет. Мери торопливо предложила свои конфеты.
- Oh, cette chere enfant! - умиленно проговорила бордоская уроженка.
- Что ж, это очень хорошая мысль. Serge, дай им конфет… это пастилки a la
Montpensier, cela leur rafraichira la bouche… теперь же так жарко, - справедливо заметила Белицына.
Сергей Васильевич дал несколько конфет мальчикам, с наставлением не грызть их, а держать во рту, пока не растает. Почти в то же время паром коснулся нагорного берега. Сергей Васильевич подал руку жене, потом гувернантке и поочередно высадил их из экипажа; камердинер взял на руки Мери, все трое стали пробираться по доске, перекинутой вместо моста между бортом парома и берегом.
- Maman, я пешком побегу на эту гору, - сказала Мери, как только поставили ее на землю.
- Помилуй, что ты! что ты! в такую жару… il у a de quoi se rendre malade… rien que d'y penser!
- He думаешь ли ты, что я тебя пущу пешком! - смеясь, заметил Сергей
Васильевич, обратясь к жене, - нет, извольте-ка садиться. Ты взгляни только, что это такое… это ужас! Dieu, quelle route! quelle route! Садитесь, садитесь, все готово!
