ужасно неловко. – Да и начальства сейчас нет, Ирина же в отпуске...

– Я знаю, – довольно раздраженно, как, впрочем, всегда в последнее время, ответила подруга. – Ну вот приедет, и поговори с ней.

– Ты сама бы поговорила, – советую я довольно жалобно, – ты же ее так же хорошо знаешь...

– Но ты знаешь ее лучше. Тебя-то она сама позвала.

– Сама, – вынуждена была согласиться я.

– Ну вот видишь, – как будто упрекая меня или уличая в чем-то постыдном, сказала Таня. – Тебя позвали, а я, значит, должна напрашиваться?

Этот бессмысленный и неприятный разговор длится еще какое-то время. Я устало и невнятно оправдываюсь, она нервно и резко просит. Наконец она кладет трубку. Как мне хочется побыть одной! Но телефон звонит снова.

– Ксюша, привет! Это муж. – От звука его голоса у меня что-то внутри обрывается. – Как ты? У тебя все в порядке?

– Почему ты спрашиваешь? – осторожно, чтобы не разреветься, произношу я.

– Не знаю. – Я слышу, как он слегка вздыхает, и представляю, как легкая смущенная улыбка проскальзывает по его губам: он всегда так улыбается, когда не может объяснить свои эмоции. – Не знаю, мне показалось, что ты грустная. У тебя было очень грустное «алло», – поясняет он.

И тут я уже больше не выдерживаю, я начинаю говорить, говорить быстро и многословно:

– Ты представляешь, ужас какой: на моем раскопе, ну не на моем, а на бывшем моем, ну, ты понял, в общем, у Дрозденко, так там, на стройке, сторожа грузовик задавил, насмерть, представляешь?! Это какой- то кошмар. Я туда сейчас ходила, но там уже никого не было, а я... – И вдруг меня как будто окатило ледяной водой. Я замолкаю на полуслове. Господи, какая же я глупая! Что же я делаю? Зачем же я рассказываю все по телефону? Ведь запросто подслушать можно. И у нас есть параллельный телефон, и у мужа на работе несколько аппаратов на одном номере. Я чувствую, как меня начинает лихорадить.

– Ксения? – муж явно что-то почувствовал. – С тобой все в порядке?

– Да, дорогой, конечно. – Я говорю очень спокойно. Очень спокойно, демонстративно спокойно. – Со мной все в порядке, просто я как-то занервничала из-за всего этого, неприятно все это как-то, но это долго рассказывать, да и не хочется по рабочему телефону – позвонить ведь могут, а тут так долго телефон будет занят.

Какой у меня все-таки муж! Он тут же все понял.

– Ладно, потом расскажешь, – он сказал это легко, даже легкомысленно. – А я сегодня после обеда на районном отделении буду, это же рядом с вами, так что давай я за тобой после работы зайду? Вместе по магазинам пройдем, а то нам, ты говорила, уже много чего покупать нужно.

Он еще перечисляет подсолнечное масло, вермишель и что-то еще, а я, уже совершенно не вникая, поддакиваю, ликуя в душе: он зайдет за мной, он понимает, как мне страшно и одиноко, он зайдет! И мы пойдем вместе, и я расскажу ему все. Или почти все. Про поцелуй, наверное, все-таки не стоит.

Настроение у меня после разговора с мужем улучшилось, и поэтому раздавшийся через несколько минут третий по счету телефонный звонок меня рассмешил: хотела побыть одна, помолчать и поплакать? Этот звонок был по работе – спрашивали про охранные обязательства, потом звонили из комитета, потом просили принять факс... Звонок Стаса Дрозденко был седьмым или восьмым.

Конечно, я не узнала его по телефону, и на вежливую просьбу: «Будьте добры, пригласите, пожалуйста, Ксению Андреевну» – я деловым и спокойным тоном ответила: «Я вас слушаю».

И только когда в трубке прозвучало:

– Ксанка, это Стас, – я наконец-то осознала, кто мне звонит.

Вот почему всегда так? Ни гроша – и вдруг алтын. То никого нет, то прямо на разрыв.

– Привет, Стас, – говорю я довольно спокойно, хотя – что себя-то обманывать? – сердце застучало чуть быстрее.

– Ксанка, мы можем поговорить?

Деловой человек, сразу к делу. И интонация такая, будто с подрядчиками или партнерами по бизнесу встречу назначает. Нет чтоб поинтересоваться, как дела, как здоровье, про погоду какую-нибудь ерунду спросить или сказать. Или повздыхать в трубку. Нет, ничего такого я ему, конечно, не сказала. Хорошо хоть не стрелку бандитскую забивает, и на том спасибо.

– Можем, говори. – Я показательно немногословна – краткость, как известно...

– Нет, не по телефону, – решительно заявляет Дрозденко, – ты когда заканчиваешь работу?

Вот это здорово. Хорошо, что он не видит, как я закатываю глаза и в театральном отчаянии закусываю губы.

– Лучше, если прямо сейчас, – говорю я осторожно, – после работы у меня другие планы.

Другие планы – это муж. После работы я встречаюсь с мужем, но этого я Стасу тоже не говорю.

– Хорошо. Через пятнадцать минут я подъеду, выходи на улицу, – и он отключается.

Какое-то время я просто сижу, пытаясь унять дрожащие пальцы. Потом решительно беру телефон и звоню мужу. Какое счастье, что мне не надо оправдываться и врать! Коротко говорю, что сейчас пойду на встречу с Дрозденко, что это очень важно и что вечером все объясню. Слышу в ответ «будь осторожна» и улыбаюсь.

– Зинаида Геннадьевна, мне все-таки нужно на часок уйти, – говорю я уже вернувшемуся с обеда бухгалтеру, – день такой, – я улыбаюсь смущенно, – сумасшедший.

– Ну, конечно, идите, – Зинаида Геннадьевна тоже улыбается, – вы же практически на обеде так и не были.

Я киваю благодарно и через пятнадцать минут выхожу.

Стас уже на месте. Он говорит мне «привет», спокойно и деловито чмокает в щеку и открывает дверцу своей машины.

– Стас, может, просто пройдемся? – мне почему-то не хочется никуда ехать.

Я не знаю почему – наверное, я начиталась детективов и насмотрелась шпионских фильмов, – но машина вызывает у меня ощущение ненадежности. И прослушка в ней может быть, и увезти в ней можно кого угодно, куда угодно, и вообще лучше в парк, на скамейку, благо, что парк рядом совсем, буквально через дорогу. И погода замечательная.

К моему удивлению, Стас соглашается охотно, и через несколько минут мы уже сидим в небольшом летнем кафе. Странно, но начать разговор почему-то очень трудно. Мы шли до парка, направлялись к кафе, усаживались за столик, Стас покупал мне сок, брал себе кофе, и при этом, кроме вопроса «что будешь?», он не произнес ни слова. И теперь тоже сидит молча. У меня на языке, конечно, вертится фраза: типа, ты ничего не перепутал? Это ты, мол, позвонил, поговорить хотел. Так что молчишь-то? Но я сдерживаюсь.

– Ты знаешь, что у нас произошло?

Ждала-ждала вопроса, а все равно вздрогнула.

– Да, Стас. Как все это случилось? Жалко сторожа...

Стас смотрит на меня слегка удивленно.

– Ксанка, ты что, ничего не поняла?

Теперь я удивляюсь:

– Что не поняла?

– Ты не узнала его? – Стас смотрит на меня не то чтобы подозрительно, но с каким-то недоуменно- веселым изумлением. – Это же был он.

Я чувствую, что что-то упускаю. Какая-то логическая цепочка не выстраивается у меня в голове. И я молчу.

– Ксанка, это был сторож. Это он разговаривал с кем-то около камералки, когда мы с тобой... – Стас чуть запнулся, или мне показалось, что запнулся, – когда мы слушали их вчера.

Ну, конечно, знакомый голос – невнятный, вечно недовольный и раздраженный. Это сторож. Как я сразу-то не поняла! Сторож. Мысли заметались, выстраиваясь в ту самую желанную логическую цепочку. Сторож. Теперь понятно, кто нас мог подслушивать и как мог оказаться на охраняемой территории труп бомжа. Конечно, он-то все знал. И его больше нет. Весь кошмар происходящего вдруг доходит до меня. Единственная ниточка, способная нас вывести на разгадку, утрачена!