— Все мне нравится, вот только ядро у тебя какое-то рыхлое. Взять тот же праздник в лесу, — Костя быстро переглянулся с Наташей, та хищно сверкнула зеленым из-под прически. — И ту же самую Ленку, которой у нас здесь когда-то не понравилось. Почему она с праздника сбежала, даже рюкзак оставила?

— Что ты мне тогда насчет Сашки сказал, помнишь? Так вот, Лена за ним поехала, а на дежурстве уже не застала. Разминулись. Пока к нему домой ездила, пока собрались — трамваи встали. Пешком не пошли, потому что гроза надвигалась. Что еще? Или ты теперь недоволен, что и его не было? — Под скулами Алексея неторопливо задвигались желваки. — С утра она приезжала, но мы уже снялись. Ее рюкзак я в свой засунул, там почти ничего не было, Ленка на поляну тащила жратву. Почти на всю компанию, кстати. Я к ней уже съездил, вещи отдал, поговорил. И вообще, если уж меня поставили молодым помогать, давай я с ними сам разбираться буду. Ты лучше скажи, как ты их к этой организации приписывать будешь, если там кое-кто и до шестнадцати не дорос еще?

— Очень просто. Наша общественная организация выступит учредителем еще одной, молодежной, входящей в нашу на правах отдельного юридического лица. Так что я вас, господин председатель, заранее поздравляю, — Костя весьма любезно улыбнулся и даже изобразил нечто, напоминающее поклон. — В молодежных организациях членство предусматривается с четырнадцати до тридцати. Руководству можно и постарше быть. Кстати, у тебя кто-нибудь старше тридцати есть? Или сразу отсеиваешь?

— Сами отсеиваются. Вот разве что тот же Сашка — ему вроде бы тридцатник уже есть.

— Это тот Александр, который контрактник? — уточнила Наташа. — Погоди, так это с ним Ленка до леса не доехала? Тогда понятно, почему. Жаль, хотелось бы познакомиться. Ты о нем столько рассказывал, о его чутье… Привел бы к нам, что ли. Вы же с ним вроде бы и раньше знакомы были, так?

— Точно. В один клуб ходили, к бардам нашим. Он потом воевать уехал, мы года четыре не виделись. Если не больше.

— Это он что, столько воевал?! — изумился Андрей. — Понравилось, что ли: три раза контракт продлевал? Или ему платили все и вовремя?

— Не все, остаток он уже здесь получал. После госпиталя, — неожиданно подал голос Дмитрий. — У Сашки там какие-то свои счеты были. Он вообще все эти дела вспоминать не любит.

— Так ты что, тоже его знаешь?! — Алексей даже подскочил на стуле. — И молчал?

— Да не то чтобы знаю, — огромные плечи качнулись, почти достав до курчавого затылка. — Общие знакомые нашлись. Раньше мы с ним иногда на тусовках пересекались, но не слишком часто. В городе встретишься, руку подашь: «Привет, как дела?» — и разбежались, а потом вспоминаешь, где виделись да кто познакомил. А вообще как раз у «зажигалки» разговорились, когда я прошлый раз заходил. Там и вспомнили друг друга. И потом еще он мотался, работу искал, и в нашу контору забегал.

— Так, хорошо, все его знают пять лет, он воин, бард, чутье у него нечеловеческое. Древняя Кровь имеется, — снова ледяные глаза быстро впились в зеленые и тут же повернулись к Алексею. — Приводи своего Сашу, может, и у нас с ним общие знакомые найдутся. Не захочет к нам сюда — пусть у тебя заместителем числится. Особенно если все-таки будет на общих мероприятиях появляться, а не только на тусовке. Приведешь — будем его обсуждать. При нем, чтобы совсем вежливо было. Сейчас вернемся к нашей повестке дня. Насчет устава намечающейся организации… Это еще кто?

Подвальное эхо подхватило шаги и обрывки разговора. Два голоса. Один старческий, но еще вполне крепкий и уверенный, без дребезжания и заикания. Второй — сильный и наглый, небрежно сплевывающий слова и не стесняющийся в их подборе. Впрочем, и выбор-то не слишком велик. Два голоса, а шагают человека три, не меньше. Даже с поправкой на эхо…

— Вот здесь, Виктор Палыч, налево, у нас тренажерный зал, — заскрипел ключ, ухнула открывшаяся дверь. Теперь старика узнали все. Управдом, он же — заведующий клубом «Романтик». Благодетель и надзиратель. Значит, кого-то еще облагодетельствовал.

Залязгали железки, что-то пронзительно заскрипело. Третий голос, совсем молодой, неуверенно заявил: «Не, а ниче вроде?» Мощно отозвался невидимый Виктор Палыч:

— Па-айдет, хрен ли надо для разгону. Так, а что пошире? Типа, там, зал… Тут, блин, что ли?

Последние слова прозвучали совсем близко и остались без ответа. В комнату заглянул… Все почему-то ожидали классического «новоросса» из анекдотов — с золотой цепью и пальцами, которым мешают сойтись перстни. Или, на совсем уж худой случай, клубящуюся и выпирающую из майки-борцовки тучу мышц с полнолунием бритого лба над ней.

Виктор Павлович ожиданий не оправдал. Был он не слишком высок и скорее жилист, чем мускулист. На темечке странным квадратом прилепился короткий ежик русых волос. И одет был несолидно: просторные штаны серо-синего камуфляжа, подпоясанные офицерским ремнем-портупеей, и сетчатый жилет-безрукавка с множеством карманов — сетка тоже пятнистая, только зелено-бурая. А самым несолидным был возраст. Лет двадцать пять, никак не старше. «Как раз в молодежную организацию», — подумала Татьяна.

Она жестоко подавила совершенно неуместный смешок и оглянулась на Костю.

Ни малейшего следа былой неприступности и холодности. Разве что отнести к последней бледные пятна, проступившие на щеках. А глаза… Не видела еще у него таких глаз Татьяна. Никогда. Не думала, что такие могут быть. Впрочем, довольно быстро уменьшились до нормального размера. На лице даже появилось какое-то подобие дружелюбной улыбки:

— Ну здравствуй, что ли… Витек… — Голос Кости все-таки дрогнул. — Давно не виделись. Заходи, гостем будешь.

— Ты… Ну, блин, это… Ты тут чего? — Гость владел собой несколько хуже, чем пригласивший его молодой юрист. Точнее, в несколько раз хуже. А когда Наталья тряхнула головой, откидывая свою рыжую шевелюру, квадратная челюсть почти упала в один из жилетных карманов. — И ты… Ну, блин… Вы чего?

— Тебя вот ждем, Витя! Костя прав: сколько не встречались, надо же когда-нибудь! — Наташа мило блеснула улыбкой и прищурила глазки — только изумрудные искры мелькнули. — А вообще-то у нас тут свой клуб. Экологический и культурный. Так что будем соседями.

— Не, ну, привет… — трудно было понять, поздоровался он или просто вырвалось. — Экологи, значит. Вы чего, в «Гринпис» пошли?

— Или еще в какую-то пись… — угодливо хохотнули в коридоре.

На этот раз не угадали: жилистая рука исчезла из виду, потянулась, кого-то нашарила. Квакнуло, глухо ударило по бетону.

— Не, Витек, нуты…

— Усохни! — Гость снизошел до того, что обернулся и рявкнул: — Я их еще до армии знал, просек тему? Они меня от срока отмазали. Все? Или еще что?

— Все… Так и сказал бы…

— Не спрашивают тебя — так меньше вые… Прощения просим, девушки!

— Да ладно, все свои, — улыбка Натальи стала просто обворожительной. Во всех смыслах: Татьяна почувствовала, как сдавило виски и чуть зашумело в ушах. Витек недоуменно потряс головой, совершенно по-детски захлопал глазами. — Ты лучше скажи, где был, какими судьбами сюда попал? Да не стой на пороге, заходи! Народ, уступите кто-нибудь стул человеку!

Женька, самый молодой в компании, отреагировал молниеносно: вскочил, отстранился, подвинул. Вытянулся у стены — разве что не по стойке «смирно». За что и был удостоен сразу двух благосклонных взглядов: гостя и хозяйки. На последнюю он, впрочем, почти не смотрел. Его приятель Сергей вообще ел Витька глазами, как лейб-гвардейский фельдфебель на параде — царя-батюшку при генеральской свите. Андрей тоже разглядывал нового участника заседания, но несколько хмуро и подозрительно. Особенно парашютиста заинтересовал левый нагрудный карман сетчатого жилета.

— Порядок, выдержит, не рассыплется, — удовлетворенно заметил жилистый пришелец, покачавшись на предложенном стуле. — Где был? Да где я не был?! Я тогда из города смотал, в Москву поехал, с хохлами на какой-то стройке вламывал. С восьми до восьми. Хавчик хозяйский, вагончик с печкой — чего еще? Летом достроили, бабки в руки — и гуляй дальше. А прописки нет, менты долбят. В Питере — та же муть, еще и не приткнешься нигде. Домой приехал — а тут повестка: Родина, мать ее, зовет! Хотел закосить, да Игоря вспомнил…

— Рэмбо? — негромко уточнил Костя.

— Его, земля ему пухом, — Витек помолчал. Потом как-то поник, сгорбился, кашлянул. Вздохнул