и гнили. Здесь была жизнь, восторгавшаяся существованием жизни. Такой же. Другой. Единственной. Единой…

…Александр попробовал отдышаться. Протянул руку, нащупал узел возле рюкзака, дернул за свисающий шнур. Втянул свежую холодную струю, пахнущую росой и дубравой. За край полога с посеревшего неба заглядывали звезды. Еще две блестели совсем рядом, возле самой щеки. Длинные мокрые волосы чуть холодили плечо.

— Саш… Не заснул?

— Что нужно?

— Мозоли-то у тебя на животе и нету! А хвастался, обещал показать…

— И это все?

— Нет, не все. Знаешь, Сашка, я тебя… Скажи, я тебе и в самом деле нравлюсь?

— Знаю, Лена. Знаю. И в самом деле, и даже больше. И, ты знаешь, я тебя, наверное, тоже.

— Это тебе сильно помешает?

— Почему? — он даже приподнялся на локте.

— Ну как же, все твои шпионские дела… Кстати, ты так и не объяснил, во что же я ввязалась. На кого я хоть работать буду, а? Не на Америку? Или на родных бурильщиков?

— Еще чего не хватало! Пускай люди со своими делами сами разбираются, — Александр лег поудобнее и накрылся вместо одеяла спальником. Проверил, хорошо ли укутана Лена. — Ты же сама сказала, что я не- людь.

— А какая именно?

— Тогда уж какой… Древний, естественно.

— Ну?! По тебе не скажешь! А сколько тебе лет? Или веков?!

— Века не считал. Нечего. А лет… как, по календарю или с учетом начисления «год за три» и всего прочего?

— Как хочешь.

— Тогда примерно четвертый десяток кончается. По календарю — не так давно начался.

— Не такой уж и древний… И все-таки, если все эти игры в Древний Народ отбросить — ты кто? Вот такой, со своим лицом?

— Когда-то был человеком. А потом мне объяснили насчет Древней Крови и подсказали, что с ней дальше делать. Так вот и заигрался.

— Погоди, так ты что, из этой компании?! С Наташкой заодно?!

— Не выпрыгивай из-под спальника, лежи спокойно. Был бы заодно, мы бы сейчас уже мирно спали. Наплясались бы, наколдовались, дружески отметили все, что положено… Сразу говорю, что к некоему Игорьку и его команде тоже отношения не имею. И вообще, ты думаешь, им эта идея просто так в голову взбрела?

— Так что, эта статья… которую Татьяна написала…

— Слушай, давай как-нибудь после обсудим всю историю, ладно? Придем ко мне, выспимся, чайник поставим — и хоть до следующего утра будешь расспрашивать. Только учти, я не на все ответить могу. Просто не все знаю.

— А что знаешь — не все скажешь, так?

— Конечно.

Тополя чуть покачивали верхушками над крышами пятиэтажек. Крыши были, как частенько бывает у современных домов, плоские, залитые битумом. Жара заставляла черную липкую массу сочиться через водосточные трубы, поднимала дрожащие столбы марева над домами. Микрорайон пропитался густым нефтяным запахом.

Внизу, в тени домов и деревьев, было не намного прохладнее. Ветерок дышал сухим жаром перегретых улиц, поднимал пыльные смерчики возле углов, шевелил бумажки и выцветшие обрывки пакетов. Впрочем, у тени было по крайней мере одно неоспоримое преимущество: асфальт не прилипал к ногам и не пытался оторвать каблуки,

Татьяна стояла перед запертым «козырьком» подвальной лестницы и безуспешно пыталась оттереть серую липкую пакость с подошвы. Будь этот двор лет на двадцать-тридцать помоложе, обязательно нашлась бы торчащая из земли или еще откуда-нибудь арматурина. Увы, поблизости не наблюдалось ни одного ребристого прута. Еще пару раз шаркнув по выщербленному бордюру дорожки, девушка раздраженно пнула ни в чем не повинный камень и в десятый раз принялась разглядывать железную дверь.

На облупившейся бледно-голубой табличке можно было разглядеть силуэт парусника с красной запятой на мачте. Крупные белые буквы сообщали, что в подвале находится «Детско-подростковый клуб „Рома…ик“. Кроме того, табличка, как и вся дверь, могла многое поведать о спортивных, музыкальных и личных пристрастиях тех, для кого этот клуб был предназначен, Преобладали черные и синие маркеры, но некоторые выражения были старательно выцарапаны не только по краске, но и в металле двери. На стене рядом с дверью чернела относительно свежей краской перевернутая пентаграмма — кривая и косая, явно наспех напыленная из баллончика-спрея. Между лучами красовались две шестерки и часть третьей. Судя по всему, творческую работу пришлось спешно прервать, а возможности вернуться и продолжить не предоставилось,

Татьяна отвернулась от символа человеческой глупости и тяги к чертовщине, попыталась чуть лучше разглядеть корабль с алым парусом. Не удалось. Зато бросилось в глаза нелепое слово «fack», выведенное вдоль борта. Довольно долго в голове теснились различные варианты неоконченного названия романтического суденышка. Потом дошло. Своего языка не хватает — хоть бы на чужом правильно писать научились! Где-то в сумке помада была…

— Все-таки решила исправить орфограмму! Не выдержала душа филолога! — ехидно отметил из-за спины знакомый голос. Тут же подхватил второй:

— Танек, зря стараешься с журналистикой, быть тебе училкой!

А ведь только что оглядывалась, и никого не было! Откуда они взялись? Не в подъезде же стояли?! Такой толпой, десять минут и совершенно бесшумно. И подошли еще тише. Неужели в упор не разглядела? И чутье не помогло. Еще и ухмылочка у Наташки… Да и остальные хороши: Димка, шкаф с пальцами, ржет, Алиска ему подхихикивает. Женька с Сергеем на рыжую поглядывают, как бобики на хозяйку, зубы скалят, только что хвостами не виляют. Не отрастили еще, но стараются. Один Костя сдерживается, Чуть приподнялась губа — и все. При желании можно считать улыбкой. Что-то в последнее время он словно каменный, то ли устал, то ли новый имидж у него. Великого и бесстрастного. И говорит, словно каждое слово жерновами перемалывает.

— Ладно, хватит смеяться, — даже скрип почудился. — Задумался человек, не заметил. Тем более вы под моим куполом были. Подвинься, Таня, дай открыть.

— Вот именно — человек! Танюша, когда же ты привыкнешь по-нашему смотреть? — однако улыбку Наталья спрятала. Только зеленые глаза остались едкими. Даже цвет у них сегодня какой-то химический. Кислотный. — Нельзя же так расслабляться! Я понимаю, жара, сессия, но с твоей-то подготовкой, с таким опытом…

— При чем здесь подготовка? — холодно заметил Костя, позвякивая ключами. — Ее уровня все равно не хватило бы. И твоего, кстати, тоже. Несмотря на опыт и привычку. Хочешь проверить?

— Не хочу, — почти прошипела Наталья. — Я же тебе не предлагаю…

— Проходите, — дверь заскрежетала и распахнулась. — Все, проехали. Каждый хорош на своем месте, все мы умные и сильные. А теперь пойдем заниматься делами. Их сегодня много.

Все двинулись вниз по пыльным ступенькам. Еще одна дверь — вот оно, царство прохлады! Сырое, темное, половину коридора занимают хрюкающие и урчащие трубы. Кто сказал, что ад — под землей, а рай — на тропических островах?! Нежиться на пляже сейчас явно никому не хотелось.

Темный проход, поворот, снова клацанье замка, потом тихий щелчок выключателя. Комнатушка — четыре шага вдоль и три поперек. Стол у дальней стены. Встык, буквой Т, еще два. Десяток казенных, канцелярских стульев. Шкаф с полуоторванной дверцей. Какие-то выгоревшие и отсыревшие фотографии на стене. Пожелтевшая таблица с трафаретным заголовком: «График дежурства». И в углу — новенький