— Дело в том, что нашлись люди, которым очень не хотелось меня сегодня видеть в теплой праздничной компании. Настолько не хотелось, что они мне решили это объяснить прямо в лесу. Если совсем коротко и без шуток, нас искали, шли навстречу. Меня хотели убить, это хорошо чувствовалось. Тебя — не знаю, но свидетели таким людям обычно ни к чему. Прикопали бы где-нибудь или просто в этот же овраг скинули. Доступно объясняю? Все, обдумывать будешь на ходу, и так долго на виду маячим. Могут заметить, если к склону присмотрятся, я там наследил здорово. Пошли.

— И куда мы теперь? К тебе? Или в милицию?

— Тогда уж сразу к психиатру. Угадай, куда нас пошлют менты, с учетом всех наших доказательств, — рюкзак снова качнулся, устраиваясь на спине поудобнее. — Идти можешь? Голова больше не кружится?

— Вроде нет.

— Тогда за мной. Не отставай, но и вплотную не держись, чтобы ветки не хлестали. На месте поговорим. Тут, в общем-то, недалеко, прогуляемся перед ужином.

Дальнейшее на прогулку походило примерно так же, как собака Баскервилей — на болонку. Александр лез наискось вверх по какому-то склону, нырял под кусты, снова спускался в овраг… Минут через десять Лена перестала обращать внимание на паутину. Чуть позже — насколько, определить она уже не могла — перестали мешать даже хлещущие по лицу ветки. Просто лес расплылся дурным сном, из которого нужно выбраться, но никак не получается — с каждым шагом ноги все больше вязнут в земле… Долго, мучительно долго выбирались наверх. Александр дал отдышаться, хрипло каркнул: «Вперед!» — и опять повел вниз, по какой-то звериной тропе, словно нарочно нырявшей под огромные кусты. До дна оврага на этот раз не дошли. В очередных — каких по счету?! — зарослях нашлось что-то вроде полянки. Промятый в гибких прутьях овал: три шага вдоль, два поперек. И дубовые ветки — крышей.

— Привал. Здесь можно и поговорить, — рюкзак плавно скользнул с плеча под куст. — Пить хочешь?

Сил хватило только на кивок. И на то, чтобы не выронить здоровенную флягу в матерчатом чехле — пластиковую, белую, наполненную чем-то теплым. В нос ударил горький травяной запах.

— Ты пей, пей. Вот увидишь, сразу полегчает!

Глоток чуть не застрял в горле — попробовал выскочить обратно, но испугался сурового взгляда Александра и начал пробиваться поглубже. Наконец шершавый комок упал в желудок, подпрыгнул там, перекатился и затих. Второй прошел гораздо легче, а потом отвратительное пойло как-то сразу утратило и запах, и вкус. Даже прохладнее стало.

— Теперь прислоняйся к рюкзаку и отдыхай. Хочешь, могу пенку развернуть, ляжешь. Ноги не болят с непривычки?

— Н-не знаю. Я их вообще не чувствую. Ой!

— Вот видишь, и чувствительность вернулась… Садись, не стесняйся. Через час танцевать сможешь. У вас там вроде бы праздник намечался — ты так и не рассказала, по какому поводу и что в программе.

— Праздник как праздник. Летний солнцеворот, купальская ночь — не слышал, что ли? — говорить не хотелось. Хотелось спать. — Потом его еще начали Ивановым днем называть. Ивана Купала.

— Погоди, так ведь до Иванова дня еще две недели! — Александр шумно плюхнулся под куст на другой стороне полянки, зажмурился. — И вообще, какое отношение имеет ихний Иоанн Предтеча к нашему Древнему Народу?

— Никакого. Поэтому не по церковному календарю и празднуем, а по Солнцу. И не Иванов день, а Солнцеворот, не понял, что ли? — Лена подозрительно покосилась на спутника. Нет, не посмеивается. Глаза прикрыл, но вроде бы слушает внимательно. — Этот праздник во все времена и во всех странах отмечали, только везде по-своему. Даже войны прекращали…

— Иногда и начинали, — приоткрыл один глаз Александр. Горестно вздохнул, заметив удивление собеседницы. — Эх, молодежь! Древний Народ возродить пытаетесь, капли крови высчитываете, а собственных дедов-прадедов забыли. Которые этой кровушки пролили… Что у нас в стране в этот день вспоминают? Неужели совсем не помнишь? «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа…» — слышала в детстве такую песню? Ладно, проехали, вернемся к нашей славной компании. Что ж там такое в программе праздника намечалось, что мне видеть не нужно? Как праздновать собирались?

— Не знаю. Мы сначала просто собирались выехать в лес, посидеть, песни попеть, через костер попрыгать, и… ну… — Щеки заметно порозовели. — В общем, в озере искупаться. Ночью.

— Надо полагать, в чем мама родила. По старому русскому обычаю, — уточнил Александр. — Каковой, в свою очередь, восходит к языческим обрядам плодородия и прочему циклу сельских работ. И чего, спрашивается, краснеть? Участвовать, значит, можно, а разговаривать об этом — нет? Не вижу ничего особенного, мы вроде бы взрослые люди. Теперь, если можно, поясни одну вещь: почему «сначала»? Что такого потом случилось?

— Да ничего, в общем-то. Просто мы пораньше приехали, палатки поставили, всех остальных ждали. Народ подходил по одному, по два, потом из старших небольшая компания подвалила: Андрюха-парашютист со своей Татьяной, Костя, еще кто-то, я его раньше не видела. Сказали, что могут и остальные вечером заехать — мол, все вместе праздновать будем, надо все-таки ближе быть, по своим углам не разбредаться.

— Они как, тоже в озере купаться собрались? Или сразу заявили: у нас так не праздновали, это все человеческое?

— Собирались, а почему бы и нет? — удивилась Лена. — Им когда Леха сказал, они сначала не хотели, а потом прикололись. Андрей этот только ворчал, что холодно на рассвете в воду лезть, он лучше в спальник нырнет.

— Погоди, а почему на рассвете? Обычно наша молодежь в полночь бегает… И чем они всю ночь заниматься намерены?

— Да не знаю я! Не говорил никто! Ребята дровами на всю ночь запасались — так, чтобы подольше хватило, и не на маленький огонек, а посолиднее что-то. Еще Леха с Костиком ходили по поляне, что-то прикидывали, даже две палатки переставить пришлось. Они там какое-то заросшее кострище нашли, вот на нем и решили большой костер жечь. Даже рулетку взяли и высчитали, где канавку рыть. Ну, чтобы лес не зажечь, вокруг окопать решили. Такой круг огромный, я еще… — девушка замолчала, задумалась. Потом испуганно посмотрела на Александра. — Круг… Вот я дура… Нет, ты видел где-нибудь такую дуру?!

— Я, Леночка, много чего в жизни видел. Успокойся, я и не таких дур встречал. Если сообразила, почему — уже не безнадежно, поверь. А теперь постарайся припомнить, что именно они в круге вычерчивали? Пентаграмму?

— А ты-то как догадался? Неужели знал?

— Ну, если берут рулетку, а не прикидывают на глазок и отмеряют шагами — дело серьезное, точности требует. А дальше и догадываться не нужно. Нужно сразу знать. Так все же, что там было, в круге-то?

— Сейчас, подожди, нарисую…

— Э, нет, лучше не надо! Еще накличешь чего-нибудь! Ты так объясни, словами. Я понятливый.

— Ну-у-у… Точно не запомнила, но, кажется, большой круг они на шесть частей делили, а не на пять. Потом внутри, у самого кострища, еще один вычертили — а вот что там было, я уже не видела. Я как раз с обедом возилась.

— Погоди, в этот раз вроде бы не твоя очередь дежурить была?

— Да какое там дежурство! — Лена раздраженно отмахнулась. — Все делом заняты были, каждый своим, а готовить кому поручить? Аньке? Так она и дома на плите не умеет. Ты лучше скажи, к чему они там готовились? А то у меня уже коленки дрожат — вдруг кого зарежут? Тут по телевизору такого насмотришься, да и в городе поговаривают… Ну его, лучше не надо!

— О чем не надо? — теперь Александр открыл оба глаза. И смотрел очень внимательно. — О том, что в этих местах людей режут… пардон, «совершают убийства в ритуальных целях»? И такое бывало. Не раз. Или о том, что кто-то из милой компании мог и тебя зарезать? Собственно, почему бы и нет. Но из наших — вряд ли. По крайней мере из тех, кого я знаю. Кишка тонка. Тренироваться нужно, хотя бы на кошках, а вот просто так зарезать даже не первого встречного, а своего приятеля… хотя какие у вас тут приятели… Вот те ребята, которые нам навстречу должны были попасться, — эти да, эти могли. Без всякого ритуала. Потому я их и почуял.