отставай!

Бывший разведчик безуспешно пытался вспомнить часть своего боевого прошлого. На память он не жаловался. Он вообще не жаловался. Зачем? И кому? Девице, старательно притворяющейся кустом в полусотне шагов позади? Или впившемуся под ребра корню? В горах были камни, лежать на них было еще хуже — это он помнил. Головой. А ребра и брюхо не хотели вспоминать. Не нравились им такие впечатления, они их быстренько забывали. Мол, все это было давно и вообще неправда. Отвык лежать в неудобном, не выбранном и не подготовленном заранее месте. Давно не приходилось. Тем более вниз головой. Только как еще устраиваться, если объект на дне оврага, а единственная удобная позиция для наблюдения за ним — крутой откос?

Точнее, единственная возможная. В нынешнем положении, по крайней мере. А как все просто начиналось — приходишь вместе со всеми, мирно сидишь у костерка, смотришь на пляски молодежи… или не пляски, но что-то не менее интересное… Подумать только, всего-то несколько часов прошло! Да как все серьезно обернулось — даже не все нужное в мешок положил. Не учел, не почуял, не знал заранее. К сожалению. К огромному сожалению. Очень не хватает заранее запасенной и подложенной соломки, когда твоя задница уже вычислила точку падения…

Однако солидно они там, внизу, обосновались. И подготовились на славу. И место удобное выбрали, и оборудовали его должным образом, не придерешься. Лес от ветра защищает, гроза в низине не страшна. Деревья крепкие, ветром не повалит, склоны тоже вроде бы от дождя поползти не должны. Сушняком запаслись изрядно, Михайловне этих дров на всю зиму бы хватило. За водой далеко ходить не нужно: вот он, родничок, полсотни шагов от костра.

Что особо примечательно — внутри защитной черты. Мощной. Оборонительной. Обычному человеку к ней просто не подойти: повернет на другую тропинку и только потом подумает — с чего бы? Впрочем, наверняка решит, что не понравилась ему компания на полянке. Чем — опять-таки не поймет. Потому что не разглядит толком. Необычный человек — или, к примеру, не совсем человек — как раз все увидит и даже

пройти сможет. До черты. Дальше ему совсем нехорошо станет. Впрочем, даже перешагнуть ее, если умеючи, можно. Или попробовать обойти поверху, по деревьям, как сделал когда-то сам Александр. Да вот только выдаст умелец себя с головой и потрохами, раззвонит на всю округу о своих способностях, и будут его, такого мастера на все руки-ноги, встречать. Радостно так встречать. Горячо. Вон и дровишки заготовлены…

Голова ныла, и надоедливо зудели глаза. Понимали, бедные, что не будет им отдыха, и даже поплакать толком не дадут. До самого утра. Утром они тоже продержатся какое-то время, а потом придется ползти чуть ли не ощупью к Натанычу или Олегу свет Алексеичу, валяться с примочками на веках и тихо подвывать. Зато сейчас никакого прибора ночного видения не требуется. И бинокля. И верхнее зрение сейчас вполне совмещено с обычным. Очень удобно. Жаль только, ненадолго. Значит, нужно это время полностью использовать.

Александр смотрел сквозь темноту, листву и чужое колдовство, смотрел и пытался понять, что же происходит. К полуночи он из-за грозы не успел, но вроде бы ничего особого не произошло. Было, конечно, колыхание по лесу из этого места. Слабенький такой всплеск, словно и в самом деле поплясали у костра да праздник радостно отметили. Сейчас вот сидят, песни слушают да винцо кушают. На земле мир и в челове… пардон, в Древних… в общем, хорошо им там. Прямо-таки видно, как хорошо. Любым зрением видно.

А если верхним, то можно неплохо рассмотреть и весь сложный чертежик на полянке. Аккуратный, но несколько перекошенный. Тщательно, старательно перекошенный. Круг делили на шесть частей, Ленка правильно подметила, но соединили почему-то только пять точек — вот и получилась у них этакая приплюснутая «пента». Сжатая, так сжатая, что даже лопнула — посередине, у рдеющей в темноте груды углей, возле которой сплетено что-то совсем уж непонятное. Скорее восточный орнамент, чем точная наука геометрия. И при всем этом чертежик совершенно пустой. Холодный, как лягушка зимой. Сделали, но не задействовали. Отложили? Передумали? Или не сработало? Последний вариант особенно грел душу, сладко успокаивал и все завершал. Поэтому его следовало оставить на десерт.

Взгляд скользил по поляне, по расплывчатым теням людей и вещей, фокусируясь на знакомых лицах. Кто-то с гитарой — лица не видно, спиной сидит, но вроде бы из молодых. Напротив него, с отблесками костра на лицах — Аня, Роман, Антон. Все радостно-возбужденные, до ярко-зеленых бликов вокруг. Алексей разговаривает с кем-то из новичков — даже имя не вспоминается, хотя человек тусуется уже недели две. Новичок просто заинтересован, слушает словно откровение. Или сказку. А вот сам сказочник явно нервничает, оранжевый отсвет начинает понемногу пропитываться алым. На кого он там оглядывается?

Ну, здравствуй, приятель. Можешь не отвечать, Костя, можешь вообще не замечать старых знакомых. Чем ты, собственно, и занят: все-таки чуть дернулся, скользнул взглядом по склону, но разговор интереснее. Почувствовал, но не обратил своего благосклонного внимания. Даже искры не было в уверенном голубом сиянии. А ведь крут ты стал за эти годы, ох, крутехонек. И раньше не последний был в своих кругах, а теперь и вовсе на холм поднялся бы… Хотя, впрочем, могло бы и ума хватить пропустить вперед самых нетерпеливых. Особенно с учетом имеющегося опыта.

И спутница твоя подросла. Во всех смыслах. И грива ее огненная достигла пышности невообразимой. Вот только терпения рыжей ведьме не хватает — совсем как в юности. Взвинчена, напряжена, чего-то опасается. Силы тратит на защиту свою полупрозрачную, держит в воздухе дергающийся клубок бледных ниток. Поучилась бы у Костика, что ли? У того не защита видна, а готовность ее поставить. Моментально, опережая даже собственную мысль. На взводе человек, но спокоен. А Наталья — как ее там по батюшке? — в общем, не уверена в себе Наташенька. И чего-то ждет. Полыхает желто-красным заревом — куда какому костру, даже прятать не желает, а ведь знает, что здесь и молодежь верхним зрением смотрит. А еще подруга наша пылающая не только по сторонам поглядывает, но нет-нет — и на часики глаза опустит. И тем выдает вас, братцы-сестрицы, с головой. Намечено у вас продолжение банкета, и в самое ближайшее время. Так что десерт отменяется. Вместо него подадут кашу непонятного происхождения. А уж кто как расхлебает — это по аппетиту и величине ложки.

А кто это там третий? Не узнать, никак не узнать. Однако фигура до крайности неприятная. Квадратная такая фигура, плечистая, раскачанная до безобразия. И, что характерно, с ровным блеском на бритом затылке. Однако не из простых гопников, отнюдь не из простых. Гопник обычно не держит вокруг себя такое густое облако, через которое и не видать-то почти ничего. Могучая защита, сильная, хотя и несколько бестолковая. И мрачная, какого-то серо-стального оттенка. Редкость. Да и колдун с бритым затылком и фигурой культуриста — явление не то чтобы уникальное, но и не рядовое. Балуются многие, а у скольких получается? Не нужно это им, у гопы свои способы воздействия на окружающий мир. Так что надо присмотреться и запомнить. Город не такой уж большой, рано или поздно придется встретиться. Может, и встречались уже… даже клык зачесался, даром что железка вместо нерва.

Очень интересная собралась компания. И разговор, наверное, интересный. Жалко, не удалось поближе подобраться. А еще жаль, что не получается уши так же настраивать, как глаза. Александр согласился бы два дня прожить глухим и немым, лишь бы хоть на пару минут прислушаться и понять: что так нервирует Наталью, отчего у гоблинского колдуна вместе с раздражением чувствуется и вина, и растерянность… почему этот разговор так важен для Алексея, в конце концов.

Впрочем, никакие чуткие микрофоны тут не помогли бы. Веселый дребезг гитары заглушит любые звуки, если они слабее командирского мата и пушечной пальбы.

Вот, кажется, и договорились. Бритый затылок заходил вверх-вниз, руки приподнялись успокаивающе: мол, все будет… или хорошо, или сделано — понимай как хочешь, если не слышишь. Уверенно встретились мощная лапа и направляющая — указующая рука Костика. Уважительный поклон рыжей ведьме, небрежный кивок обернувшемуся Алексею — и показалось лицо уходящего «качка». Знакомое лицо. Видел, но давно, а когда и где — сразу и не вспомнить, как ни старайся. И не нужно. Сейчас важно не прошлое. Вот квадратный силуэт подошел к зеленоватой полоске защиты, потоптался, помялся. Неуверенно оглянулся на костер и шагнул дальше. Задрожало марево, мелькнул искристый вихрь — и опять все успокоилось. Только на секунду сбился с ритма гитарист, да деревья в овраге проворчали что-то недовольное.

Прелестно, чудесно, замечательно! Деревья — это свидетели ценные, и потом найдется кому их опросить Древесина впитывает все, что может, но потом и отдает, не жадничает. Забыли об этом ребята,