— В кого? — подозрительно покосился Александр. — Если в лягушку, то разрешаю. И не так промокнешь, и комарья меньше будет.

— В лягушку — это классно, — задумчиво ответила Лена. — Это сейчас самое то — в лягушку. Если уж все по сказке… Саша, кроме шуток — нам сейчас обязательно бежать и прятаться или все уже кончилось?

— Не знаю. Похоже, что сегодня ничего больше не намечается, — тут он вспомнил колдуна с бритым затылком и добавил: — А вообще-то я пока что ни в чем не уверен. Кроме одного: отсюда нужно убраться побыстрее и потише. Поэтому пошли, и старайся не шуметь. Давай договоримся — все серьезные разговоры оставим до города. Там хоть дома запремся, хоть в парке на лавочке устроимся, и будешь расспрашивать. Годится?

— Вполне, — как-то грустно откликнулась девушка. — Только я еще кое-что здесь и сейчас сделать хотела. Сегодня купальская ночь, точно? Пусть не с нашими, но просто найти пруд можно? Тут есть два подходящих, минут двадцать идти… если днем. Ты скажи, у нас есть время, чтобы туда смотаться?

— Это значит, полчаса в одну сторону, да там… Погоди, это те пруды, что в Широком овраге? Возле дач?

— Дачи есть, а как овраг называется — не знаю, Там еще «Звездочка» рядом, детский лагерь.

— Тогда точно они. Далековато потом идти будет. Блин, и угол ведь нигде не срежешь. Придется еще и крюк по просекам накидывать… Знаешь что? Если уж так приспичило, пошли сначала за рюкзаком, а потом уже к прудам.

— Пошли! — обрадовалась Лена. И тут же получила щелчок по лбу. — За что?!

— За нарушение маскировки. Можешь хоть прыгать и визжать, только не здесь. И под колпаком, под защитой, чтобы никто из наших тебя за километр не увидел. Между прочим, до стоянки вероятного противника на-амного меньше. Так что ноги в руки — и вперед, но тихо!

— А просто сказать нельзя было? Обязательно сразу в лоб?

— Потопали, потопали! В лоб — это чтобы сразу пылкая радость кончилась. Видела бы ты себя…

— И что такого? Нельзя и обрадоваться? — это было сказано уже в удаляющуюся спину.

— Неужели плохо объяснил? — удивленно обернулся Александр. — Твоя радость верхним зрением была видна лучше всякого костра. Пока я объясню, пока ты закроешься — засекут, а так все сразу пришло в норму. Моментально. А теперь — не отставай!

— Придется тебе подождать с купанием, — прошептал Александр, оглядывая поблескивающее темное зеркало пруда. — Занято.

— То есть как — занято? Кем?

— Потише, не пугай народ. Вон, погляди, справа. Не иначе, из «Звездочки» девахи сбежали.

— Какого лешего им тут потребовалось в четвертом часу?! — возмутилась Лена почти в полный голос. — Все спят уже!

— Тогда уж не лешего, а водяного… Как видишь, спят не все. Наверное, сначала их начальство караулило, потом по двое-трое весь лагерь бегал, а до этих очередь только сейчас дошла.

— Ну так уж и весь лагерь!

— Запросто. Не одни вы нынче умные. Прежде, может, и до шестого июля ждали бы, а сейчас все продвинутые. Девок, между прочим, это во все времена больше касалось, все эти обряды и гадания. Так что чему удивляешься? Погоди, скоро это в список мероприятий по лагерю вставят… И наверняка мужская половина сегодня не столько купалась, сколько подглядывала — если у них разведка нормально поставлена. Вот, кстати, тебе еще одна причина столь поздних процедур: ждали, пока хождение полностью прекратится. У мальчишек в первую голову.

— Да ну тебя…

— Чем тебе моя версия не нравится? Ладно, готовься — вылазят русалочки, замерзли. Через пару минут сама пойдешь синеть и пугать комаров лязгом зубов. И чего тебе приспичило? Ладно бы еще жара-духота, а то после грозы, чуть ли не на рассвете — в самый колотун!

— Вот захотелось, и все… Погоди, а ты что, на берегу будешь сидеть? Вот так, как за этими, смотреть?!

— Ну, во-первых, я смотрю не за ними, а на них, Во-вторых, смотреть тут особо не на что, ты гораздо интереснее. В-третьих, голяком по лесу бегать неудобно. Мало ли что, дела нынче интересные творятся. Если что, тебя и без одежды утащить можно, не впе… — Александр запнулся. Закончил совсем другим тоном, без следа веселья: — Не проблема, в общем. Так что купайся спокойно. Могу даже отвернуться. И вообще, я в кустах посижу, не хочу на открытом месте маячить.

— Ну, тогда отворачивайся, а я пошла.

Александр послушно развернулся спиной к берегу, скинул рюкзак под куст. Улегся так, чтобы просматривались обе тропинки, выходящие на эту сторону пруда. Третья тропа — дорожка к лагерю — терялась за деревьями, но для верхнего зрения все равно как на ладони. Даже голову поворачивать не нужно, чтобы различить две весело-испуганные искорки: все-таки учуяли девчонки, ночью в лесу и шепот разносится, а Ленка чуть ли не орала. Вон и она сама, возится на пляжике, оборачивается:.. Причем и поверху пытается глядеть. И опять про маскировку забыла. Даже затылок свербит от ее взгляда. Ладно, там все пока что нормально, надо за лесом приглядывать.

С лесом между тем творилось что-то странное. Непонятное. С таким Александру еще не приходилось сталкиваться. Первые признаки были заметны еще по дороге к оставленному рюкзаку, но тогда все можно было списать на излишне обостренные чувства. Потом, когда шли к прудам, обращал внимание в основном на ориентировку и поиск посторонних. И думал о том, почему же никого из своих не почувствовал там, возле стоянки. Натаныч знал, Олег и Илья наверняка знали — неужели действительно на него одного понадеялись? Оставили без присмотра такое место и с такой компанией? Чего это стоило несколько лет назад, вряд ли кто-то забыл. Даже если наблюдатели замаскировались так, что и своим не видно, кто-то мог бы и после подойти. Встретить в лесу. Хотя бы знак какой-нибудь подать. ан нет, не было никого. Теперь самое время подумать — не связаны ли две эти странности.

На первый взгляд, ничего особенного в лесу не было. Деревья как деревья, кусты как кусты. Даже тучи постепенно расползаются — звездочки проглядывают, верхушки облаков луна подсвечивает. И на второй взгляд, верхний — тоже более-менее нормально. Живет лес своей жизнью, листья подремывают, мыши в подлеске бегают, шуршат, дерутся за что-то. Сова пролетела — нормальная, обычная, сама по себе да по своим делам. Разве что светлые ниточки между деревьями — тонкие, почти незаметные, речными струйками вьющиеся — чуть ярче, чем обычно. И быстрее дергаются-переливаются. Те самые ниточки, которые делают лес не древесиной на корню> а живым существом. И где-то глубоко, между корнями, можно различить чуть изменившийся оттенок этих лесных нервов. Такое бывает иногда на исходе лета, когда смотришь на поросший деревьями холм: вроде бы еще все зеленое, но уже угадывается будущая желтизна.

Бывает такое с лесом. Не слишком часто, но бывает. Если гусениц слишком много развелось, например. Или где-то далеко хрустит кустами низовой пожар. Так далеко, что даже запах гари не доносится. А вот вырубка редко тревожит, разве что сразу несколько бригад лесорубов план перевыполняют. Видел Александр такое, чувствовал лесной испуг.

Вот только спина при этом так не холодела. Потому что в поскрипывании веток сейчас чудился стон — далекий, словно через толщу земли. Протяжный, горестный, безнадежный. Стон не деревьев — всего леса. Что-то он почувствовал, что-то понял, узнал. Страшное, необоримое. Неведомое ни людям, ни Древним, а только поколениям вековых дубов. Еще не наступившее — но уже подобравшееся настолько, что вряд ли остановится или пройдет мимо.

Внезапно желто-зеленая волна поднялась вокруг, накрыла с головой — и Александр захлебнулся. Судорожно дернулось тело, не желающее расставаться с привычной жизнью, руки впились в траву — и срослись с ней. Лес нашел того, кто может понять, подумать, что-то исправить. Может быть, даже отвести общую беду. Нашел ту часть себя, которая могла не ждать, а действовать. «Муравьи, — мелькнуло вдруг в расползающемся сознании. — С Татьяной — муравьи, а теперь я вместо муравейника».

Странное чувство — одновременно видеть себя и сверху, и изнутри. С разных сторон и во многих местах. Весьма странное. Особенно если ты в состоянии понять, что раскинулся на многие километры, и саднящая царапина между лопаток — это полоса асфальта. С одного бока медленно поджаривает город, с другого —