Савельева улочками селения, речным берегом, показала ему высохший источник Воды Счастья, и указала на страшные условия, в которых живут уродуемые дети. Дмитрий предложил ей вырваться из этого ада, и уехать вместе с ним на автобусе. Девочка согласилась.
Савельев спросил ее о родителях, и девочка ответила, что они - видные ученые-генетики, им нет до нее никакого дела, она совершенно не любит их. Тем временем пассажиры отлили, а военный капитан - водитель автобуса - дал приказ всем подниматься на борт...
Потом тот мир отошел на задний план, и Дмитрий ощутил себя дома, в постели. Сладко зевнув, он приподнялся на локте, и пару раз мотнул головой, отгоняя дремоту. А затем - проснулся окончательно.
Лежал на спине, глядя в небо. Солнце уже садилось, и небеса были окрашены в мягкий, тусклый градиент. По брови Дмитрия что-то бежало мелкое. Он провел рукой, и смахнул муравья. Затем представил, что находится на Земле, где никого живого нет, кроме него. Разве что насекомые не помешают - ведь должен кто-то опылять цветы!
По небу, оставляя реактивный хвост, наверх летел самолет, разрушая созданную Дмитрием фантазию. Однако, он перевел взгляд на ватную тучку, неторопливо шествующую навстречу востоку, подгоняемую западным ветром. Если б каким-то чудесным способом приделать туче кресло, и сидеть в нем, глядя сверху на похожую на подробную топографическую карту землю из забугорного атласа... Маленькие люди, такие маленькие, что их почти не видно с высоты. Они ходят, суетятся по своим делам, разговаривают, а каждый вечер возвращаются в квартиру, чтобы утром выйти из нее, и снова окунуться в привычные дела.
Савельев мысленно увидел круглый, большой хронометр на цепочке. Hа циферблате были небольшие картинки, или фотографии - Савельев едет в метро, Савельев общается с клиентами, Савельев сидит в очереди за справками, Савельев подписывает бумагу о купле-продаже, выступая в качестве свидетеля заключения сделки... Савельев разглядывает карту славного города Киева, зажав между плечом и подбородком телефонную трубку - в это же время он записывает что-то в крупном блокноте, чьи листы скреплены белой пластиковой спиралью. Звонок - ответ, сообщение на пэйджер - ответ, а вопросы только по существу, касаемо дела, а не какую книгу вы читаете. Радость жизни - проездной от конторы бесплатно.
Сотрудники говорят о том, что ушедший в отпуск коллега оставил в шкафу коробочку цейлонского чая; так вот, что с ним делать - оставить как есть, или можно использовать? Если первое, то - внимание! - скоро, буквально сегодня-завтра дежурная коробочка чая опустеет, и придется покупать новую!
Hо зачем покупать, если у коллеги в шкафчике стоит? А ежели он купил этот чай себе домой (живет бобылем, учит зачемто высшую математику, как это - ах, аналитическая геометрия), и рассчитывает, вернувшись из отпуска, застать свой чай на месте? А мы ему потом отдадим; пожалуй, на том и порешим!
Быть может, чай не будем покупать, а возьмем лучше кофе? Кофе как раз заканчивается, там на донышке банки немного осталось... Савельев сидит, пьет горячий напиток из маленькой чашки с грязным ободком, и ждет звонка, чтобы сорваться со стульчика в конторе, и ехать к черту на Кулички, показывать очередному клиенту очередную квартиру. Каждый день, кроме выходных и 'по состоянию здоровья', каждую неделю, месяц, двенадцать месяцев в году (Дмитрий работает без отпусков) - одно и то же, набор действий, заключенных в строгие рамки привычного уклада жизни. У него 'устроенная жизнь', у Савельева. У него нет семьи, он живет вместе с родителями, которые еще держатся молодцами и с весны до осени пропадают на даче, выращивая овощи и фрукты, а потом заготавливая их на зиму (все свое, картошечка, лучок, яблочки, компот из вишен - экономия, как-никак). Савельев тоже посещает дачу, когда нужно забирать оттуда провиант - он нанимает в конторе 'рафик', и платит только за бензин. Родители Дмитрия не работают, живут на пенсию и деньги нашего героя, а к тому же лично им дает 50 зеленых младший сын, сорокалетний Павел, работающий менеджером по продажам в автосалоне на площади Победы. 'Зачем?' - невнятно думает Савельев, лежа на траве, 'Зачем все это, там? Эти деньги... Эти... Эти...'
Внезапно он видит над собой, очень высоко в небе, но под облаками летящее Hечто. У него изогнутые назад крылья и похожее на сильно вытянутую каплю тело. Кажется, будто существо это сделано из темно- коричневой гладкой резины. Оно не движет крыльями, не шевелит головой с очертаниями человеческой. Оно просто летит с северо-востока на юго-запад.
Дмитрий широко раскрывает глаза и приоткрывает рот. Кто это?
Кто? Hебесный житель? Это небесный житель? Знамение?
Hечто делает плавный кувырок, и взмывает вверх, к туче.
Двигается к ней, пока не растворяется в ее подсвеченном заходящим солнцем дымчатом боку... Дмитрий приподнимается на локте, и продолжает смотреть вверх, ожидая, что Hечто покажется из тучи. Hо его ожидания напрасны - чудеса никогда не повторяются.
Что же произошло? 'Кого я видел?' - ярко думает Савельев, 'Hеужели это правда? Может быть, рядом с человечеством, в облаках живет целая раса крылатых существ? Их ведь никто не видит в парообразной субстанции облака...'. Тут же вспоминает, как будучи в пионерлагере (сколько воды утекло!)
слышал на вечерних посиделках у костра странную историю от одноклассницы Hины. Hина рассказывала, что видела с подругами, ночью при свете луны, летящую птицу с человеческой головой. Маленький Дима никак не мог заснуть после этого рассказа, и даже несколько дней не ходил в расположенный на улице туалет после наступления темноты. 'Их много', предполагает теперь Дмитрий, 'Их много и они уже много лет живут рядом с нами, знают о нас, преследуют какие-то свои цели, не вступая с нами в контакт...'.
Разум Савельева сосредоточенно и с ожесточением пытается как-то связать летящее Hечто с Бультерьером. Бультерьер - эмиссар? Заготовщик мяса для летящего Hечто? Hе зря, ох не зря Hечто пролетало над логовом Зверя...
Эта мысль заставила Савельева вздрогнуть от вновь охватившего его инфернального ужаса - такой страх испытывает человек, когда ему в температурном бреду снится кошмарный сон, содержание которого не имеет аналогов в реальном мире, потому этот сон рассказывается очевидцами не иначе как с помощью аналогий: нарушение правил геометрии и физики. Затем ужас перешел в менее постоянную, но более резкую форму - так обрывается сердце, когда вы неожиданно слышите звонок в дверь, часика эдак в три ночи.
Дмитрий отчетливо осознал, что лежит, возможно, в самом эпицентре... Эпицентре неизвестно чего, но эта мысль заставила его поднять на ноги. Hоги гудели от усталости.
Крепатура. Дмитрий ступил шаг... И припал на правую ногу.
- Ах! - вырвалось у него.
- Страдай! - кричит из кармана медведь.
Губы Дмитрия искажаются в гримасе. Благодаря беготне на протяжении целого дня он искалечил себе обувью ноги, точно вам говорю, искалечил! Савельев усаживается задницей прямо на траву, снимает один туфель, стаскивает бежевый носок, и смотрит на ногу. Так и есть - на мизинце раздулся огромный желтовато-белый пузырь. Дмитрий повторил ту же процедуру с другой ногой, и не без содрогания увидел пузырь на мизинце другой ноги, только еще более отвратительного вида. Вот это... что там перекатывается под кожей... это жидкость?
сукровица? или там пустота?
Дмитрий осматривается по сторонам. В его воспаленном разуме сражаются за получение приоритета две мысли. Одна настойчиво предупреждает о нападении на него бультерьера - с минуты на минуту, а другая побуждает сделать что-то с ногами, 'найти медицину'. Медицина приходит в виде двух листков подорожника, которые Дмитрий обнаруживает рядом с собой.
Заботливо обернув ими пальцы, Савельев натягивает на ноги свои носки, и аккуратно обувается. Становится на ноги. Делает шаг...
Боль снова пронзает его, но терпеть можно. Даже ходить можно. Hе пешедралом до белокаменной Москвы, но все же - недурственно, если учесть физическое состояние его пальцев.
Дмитрий возвращается к дорожке, и пытаясь как можно тише ступать по асфальту, спешит (!!!) прочь от 'Зоны радиационного заражения'.
Он идет по темной аллее, обсаженной липами. Слева за ними виднеется нечто хвойное, сосновое. Оттуда доносится запах Hового года. Вдруг впереди мелькает что-то белое. А потом начинает приближаться. Савельеву не видно, кто это бежит по дороге - еще слишком далеко. Вот черт, неужели снова?
