Тот из них, что минуту назад всех громче ругался, теперь только и придумал ошалело спросить:
- Реб-бята... а вы откуда приехали?
Когда человек наступает на грабли, грех ему не помочь. Тема дружески улыбнулся мужику и ответил чистосердечную правду:
- Из Казани.
Это было последней каплей. Кто-то немедленно посмотрел на часы, и, естественно, оказалось, что до отхода поезда осталось всего ничего. Компания оперативно принялась собираться, потребовала принести счёт. Когда они выходили, дядька в камуфляже подержал им дверь.
Тарас поставил на место сдвинутую перегородку, и тихвинцы возобновили прерванный ужин.
Валя Новомосковских сидел в ванной на табуретке, запрокинув голову и прислонившись затылком к облупленной кафельной стенке. Кафель приятно холодил, доставляя некоторое облегчение. Больше ничего приятного и хорошего в жизни не было. Кое-как добравшись домой, Валя первым долгом позвонил своему непосредственному работодателю, сирийцу Фараху ан-Наджара, и попросил помощи и защиты. Фараха 'крышевал' очень большой человек - вор в законе Француз. Если бы такой человек замолвил словечко... Фарах Валю ценил. Он пообещал сделать что сможет, однако предупредил: последнее время его покровитель пребывал в очень уж дурном настроении - как бы под горячую руку, мол, не попасть... Теперь Валя сидел неподвижно, зажмурив глаза, и лишь слегка вздрагивал, когда супруга, Витя-Виктория, меняла у него на лице мокрое полотенце. Вале было больно дышать, а из разбитого носа обильно текла кровь. Витя возилась с ним уже, наверное, полчаса, но кровь никак не хотела униматься. Валя всё время ощущал во рту её отвратительный, солоновато-металлический вкус, от которого мало-помалу начинало мутить.
- Господи, - простонала Витя, отжимая очередное чистое полотенце и бросая в раковину снятое с мужниного лица. По белому фаянсу разлетелись бурые брызги.Валь, дай я лучше 'скорую' вызову...
Валя приоткрыл глаза и сразу зажмурился от света лампочки, казавшегося ему ослепительно ярким.
- Нет!.. - прогнусавил он, сглатывая очередную порцию слюны пополам с кровью. Он никогда ничем не болел и общался с врачами исключительно на шофёрской комиссии. Вызов 'Скорой помощи' казался ему шагом в бездну. 'Скорую', как всем известно, вызывают к умирающим. Так не хочет же Витя в самом деле сказать...
Его одолела очередная волна дурноты, и он сосредоточился на том, чтобы её победить.
Эсфирь Самуиловна Файнберг, вышедшая из своей комнаты с бидончиком для воды, сразу приметила на коридорном полу маслянистые пятна, вереницей тянувшиеся из прихожей. Старая женщина поставила бидончик и проворно нагнулась, присматриваясь. В коммунальном коридоре царили подслеповатые сумерки, но бывшую фронтовую медсестру обмануть было невозможно. Так и есть. Кровь!..
Следы вели в ванную, где горел свет и сквозь щель незапертой двери было видно, как мелькал пёстрый махровый халат Вити Новомосковских. Влекомая профессиональным долгом, тётя Фира решительно приблизилась и обозрела открывшуюся картину.
- Витя!.. - возмутилась она секунду спустя. - Шма-Исраэль*, Витенька, что же это ты таки делаешь?..
*Еврейское присловье, аналог русского 'Господи помилуй!'.
Виктория ангельским характером не блистала никогда. А уж в данный момент, будучи взвинчена до предела, - и подавно.
- Уйди!..- стремительно обернувшись, заорала она.- Уйди на фиг!!!
Несчастный Валя у неё за спиной конвульсивно вздрогнул и сбросил с лица полотенце. Перегнулся через край ванны - и его начало рвать.
- Мамочки...- бросив один взгляд на красно-чёр-но-кошмарное содержимое Валиного желудка и сразу почувствовав себя вдовой, попятилась Витя.- Ой, мамочки... Я 'скорую'... Я сейчас...
Реакция тёти Фиры была прямо противоположной. Маленькая старая женщина ощутила себя в привычной стихии и энергично протиснулась мимо перепуганной Вити.
- Без 'скорой' обойдёмся. Перекись есть? Неси, - деловито распорядилась она. - Бинт, пинцет, масло растительное...
Насколько всё проще, когда кто-то берёт командование на себя!.. Молодая женщина бегом кинулась за дверь. Тёти-Фирин бидончик, попавший ей под ноги, с дрызгом покатился по коридору.
Валя сидел в одних трусах и носках: всё остальное, порванное и испачканное в неравном бою с 'цхрыслерами', было стащено с него и брошено под раковину на пол. Валю корчило, большое полноватое тело судорожно напрягалось. Как раз когда вернулась Витя, он беспомощно обмяк, и стал понятен смысл выражения 'протянул ноги'. Именно это Валя и сделал.
- Так! - Тётя Фира квалифицированно не дала ему сползти с табуретки. - У меня в буфете, наверху слева, стоит нашатырь. 'Раствор аммиака' называется...
Витя снова умчалась.
- Вот видишь, что получается, если голову запрокидывать, - спокойно пояснила тётя Фира, когда 'без пяти минут вдова' трясущимися руками подала ей пузырёк. - Чтобы я понимала, и кто это первый выдумал голову запрокидывать?.. Ни в коем случае не нужно так делать. Кровь должна вытекать, а он у тебя её наглотался. А у организма на собственный белок реакция совершенно определённая... Так что никакой паники...
На том конце коридора бухнула входная дверь, прозвучали решительные мужские шаги, и на пороге ванной возник Тарас Кораблёв. Растаявший уличный снег каплями блестел на кожаной куртке. Тарас держал на руках Ваську, по нечаянности выпущенного из комнаты Витей Новомосковских. Васька цеплялся за его куртку и, восторженно принюхиваясь, тянулся к лицу.
- Тётя Фира, тут ваш... - начал Тарас. Заметив Валю, он осёкся. А потом сурово, с каким-то властным участием, которого за ним до сих пор не замечали, спросил: - Кто?..
Говорят, что понедельник - день тяжелый. Если так посмотреть, то последняя неделя для Петра Фёдоровича Сорокина выдалась из сплошных понедельников. Для начала кто-то натравил на любимый 'Шкворень' санэпиднадзор: обнаружили там, видите ли, тараканов и крыс. Затем шныри на таможне нашли в ехавшей за кордон 'десятке' пару маленьких гаечек из тантала. Не иначе, кто-то стукнул - а то с какой бы радости им начать колупать именно эти две гайки, такие же грязные, как и все прочие?.. А в довершение всех несчастий пидорасы-гаишники тормознули любимый перламутровый 'Мерс'. И, пробив-таки, что он 'палёный', загнали тачку на штрафную стоянку...
Ясно, кто всё это устроил. Пиновская и 'Эгида'. И безошибочное чутьё говорило старому вору, что неприятности и убытки только начинаются. Но не сдавать же изенбровке в рамах* Скунса?.. Да и захоти Француз его сдать... Самому в деревянный макинтош проще прикинуться. 'Ну, блин, дела',- Пётр Фёдорович крепился, кряхтел и, думая думу, даже плюнул на свою привычку не пить по утрам. А чего не пить-то?.. Один хрен. Ситуёвина такая, что лучше не заморачиваться жизненными реалиями, а нажраться и забыться. На время по крайности...
*В очках (жаргон).
Лучше всего для этих целей подходит 'Мартель'. Француз откупорил 'соотечественника' и успел понемногу ополовинить флакон, когда в дверях нарисовался Ленчик, поддужный**.
Помощник (жаргон).
- Папа, тут араб-барыга на проводе. Дело у него, просит приказчика от беспредельщиков отмазать... Поёт, чтобы ты лично на линию вышел...
- Так!.. - наконец-то паскудный настрой Петра Фёдоровича начал воплощаться в конкретные действия. Фарах ан-Наджара возник поистине вовремя, лучшего громоотвода придумать было нельзя. Француз зримо представил себе пышнокудрого сирийца, вечно жрущего клубничное варенье, и его самым натуральным образом затошнило. - Приказчика, значит? За двести-то баксов, что он мне максает за крышу?!. На хрен! - Разъярённый вор ухватил бутылку за горлышко, и под стеклянный звон благородный французский коньяк расплылся пятном по стене, а Лёнчик-поддужный припомнил, что у 'папы' было ещё одно прозвище - Резаный. Арабу скажи, что он, падла, мне по жизни должен! И чтобы язык в жопу засунул! И засылает не двести, а пятихатку!..* А не нравится, пусть канает в свой сектор Газа, маромои его там живо опетушат...
*Пятьсот, в данном случае - долларов (жаргон).
Удав
Белая мышь, предназначенная
