- Зачем вызывают? Не меньше, чем дивизией командовать предложат, пошутил он невесело.

- А если всерьез?

- Очевидно, пришло из госпиталя мое личное дело, как уволенного в запас.

- Коля, ты совершенно забыл, - нахмурила опа темные бровки. - Ветлугин просил тебя передать письмо военкому города.

Домин от неожиданности даже выругался:

- А ведь и верно, черт его побери! Действительно, нехорошо получается, если вдуматься. Спасибо, что напомнила. Я сейчас этот конверт поищу.

Опа стояла за его спиной и видела быструю смену выражения зеленых глаз: горечь, улыбчивость, теперь озабоченность. Он тоже перехватил её пристальный взгляд, отметил улыбку на тонких, с утра бледноватых губах.

- Чему рада? - спросил он потеплевшим голосом.

- Та-а-ак, - протянула Зарема.

- Так ничего не бывает. Признавайся, о чем сейчас думаешь?

- Думаю, почему ты никогда не назовешь меня жепой. Ну, хоть раз бы окликнул: жена, супруга HI и с какими нибудь суффиксами: женушка, жепулька, женуленька.

- Зачем? - улыбнулся Демин. - Ты для меня не жена. Ты гораздо больше и выше и дороже. Ты __ любимая.

- Как ты сказал, - засмеялась Зарема. - Любозница? А ну, повтори, негодник!

- Любимая, - воскликнул Демип, схватил ео на руки и закружил по комнате.

- Тише! - испуганно засмеялась она. - Ты же знаешь, я беременна.

- Не бойся, сегодня не родишь, - дурашливо ухмыльнулся Демин.

В дверях выросла широкая фигура хозяйки:

- Ну и ну! - воскликнула она и всплеснула руками. - Поглядите-ка, батюшки светы, на этих охальников.

Я им кофей с цикорием кипячу, манку варю на порошковом молоке, а они вместо помощи среди бела дня бесстыдно целуются. Ужо возьму ремень, достанется на орехи.

- Домна Егоровна, - взмолился Демин, - это её ремнем. Она первая полезла целоваться. А я ни-ни. Заберите её, пусть помогает по хозяйству, а у меня тут свои дела.

Оставшись один, Демин выдвинул из-под кровати свой чемодан, достал спрятанную на самом дне черную клеенчатую тетрадь, вздохнул. Зара ещё ничего не знала о существовании этой тетради.

* * *

В ту пору военкоматы были мало похожи на нынешние. Совсем недавно отгремела война, и огромным потоком проходили через них люди. Тысячами увольнялись седоусые боевые старшины, а то и лейтенанты старших возрастов, приходили становиться на учет уволенные в запас молодые, сквозь все горнила войны прошедшие парни, приехавшие в этот большой город либо на новостройки, либо на учебу. На костылях и протезах тянулись из госпиталей тяжелораненые оформлять пенсии, вдовы в черных поношенных платьях приходили за пособиями, а иные лишь затем, чтобы узнать, а нет ли какого нового сообщения о пропавшем без вести самом дорогом человеке.

В сером трехэтажном особняке, расположенном на второй по величине и значению улице города, было с утра и до позднего вечера людно. Дверь на мягкой пружине почти ежесекундно открывалась и закрывалась. Кабинет военкома помещался на втором этаже. Демин вошел в приемную, забитую офицерами всех родов войск, пропахшую запахом сапог, пропотевших гимнастерок, кожаных ремней и портупей. Только полковников здесь было десять. Один из них, ужасно худой, высокий, с четырьмя планками орденов и медалей, с курчавой ппвелюрой над нервным лицом, костылем стучал по паркету перед массивным столом, за которым восседал дежурный лейтенант. 'Чем-то ты, браг, на батьку Махно похож', - усмехнулся про себя внезапно пришедшему на ум нелепому сравнению Демин. А полковник тем временем тонким пронзительным голосом восклицал:

- А я настаиваю, лейтенант! Немедленно передайте военкому, что с ним желает разговаривать полковник Чепыжкин. Так и передайте - Чепыжкин. Я четырежды раненный и четырежды награжденный, а вы меня здесь больше часа уже маринуете, понимаете ли! Никакого порядка у вас тут нет в тылу.

Моложавый лейтенант встал из-за стола и сквозь стекла роговых очков немного насмешливо оглядел кипятившегося полковника. Только сейчаг Демин замети г:

левый рукав кителя у лейтенанта пустой.

- Так ведь и тыла давно уже нет, товарищ полковпик! Ни фронта, ни тыла - война-то окончилась...

- А вы не учите меня, молодой человек, и не лоппго на оговорках, вскипел Чепыжкин. - Я не хуже пас об этом знаю.

- Зачем мне вас учить, - потупился лейтенант, - это просто к слову. Что я могу поделать, если получил строжайший приказ - в десять ноль-ноль пропустить лишь одного человека, а сейчас девять пятьдесят восемь. - Он наметанным глазом скользнул по гимнастерке подошедшего к столу Николая, уверенно сказал: - А вы, наверное, и есть капитан Демин?

- Так точно.

- Давайте вашу повесточку. - Лейтенант скрылся за высокой дверью, обитой кожаной подушкой.

Шумевший в приемной полковник Чепыжкия бросил на Демина пренебрежительный взгляд и молча отошел к подоконнику. Другие, наоборот, с любопытством поглядели на Николая: что это за капитан, если сам военком начинает свой рабочий день с беседы с ним? Лейтенант вернулся и очень тепло поглядел на Николая.

- Пожалуйста, товарищ капитан. Военком вас ждет.

Полковник Деньдобрый оказался огромным, изрядно располневшим человеком лет сорока пяти. На широком лице венозные паутинки, под живыми, подвижными глазами чугунного налива отеки. На летной гимнастерке, кроме орденских планок, четыре пашивки - отметки о тяжелых ранениях.

По ярко-зелоной ковровой дорожке Демин пересек большой кабинет и в трех шагах от военкома взял под козырек.

- Товарищ полковник, по вашему вызову капитан Демпп прибыл.

Широкий стол военкома был завален бумагами. Нд обложке личного дела, лежащего сверху, Демин пробел свою фамилию. Деньдобрый на его рапорт реагировал неопределенным поворотом крепкой загорелой шеи. Не поднимая глаз, сердито вздохнул и чистым басом, так ив идущим к его отяжелевшей фигуре, сказал:

- Здорово получается, капитан. Я - полковник, воепком города с миллионным населением, а ты на меня чихом чихал.

- Я не гриппозный, - усмешливо заметил Демитт, стараясь угадать, почему сердится военком. - Да и август сейчас но календарю, кто же чихает в сухую погоду.

- Военкома не уважаешь, командира своего бывшого, передавшего на мое имя пакет, тоже не уважаешь.

Как же так, а? Я же тебя всего-павсего по-человечески спрашиваю. Не как старший начальник, в руках у которого твоя дальнейшая судьба.

Демину стало неловко. Он всегда иронически относился к разносам начальников, но здесь речь шла о чести, и он почувствовал себя уязвленным. Он, конечно, не мог сказать, что Ветлугин отдал ему конверт со словами: 'Если тебе придется туго, иди к Деньдоброму.

Мужик - во! Все сделает для тебя, раз я прошу'. Демин был горд и старался не попадать в положение просителя, поэтому и решил не прибегать к ветлугинскому конверту-заступнику. 'И бея палочки-выручалочки проживу', твердо решил он, пряча этот конверт в черную тетрадь Лени Пчелинцева. Все это было логично, но где-то, в самом ответственном звене, цепь логики вдруг дала трещину, и теперь он выглядел не очень-то красиво.

- Извините, товарищ полковник, по уши виноват.

Но я конверт этот с собой принес.

- Это через четыре месяца-то? - взорвался Деньдобрый. - Ровно через месяц после того, как полковник Ветлугип сам побывал вот в этом кабинете и пересказал содержание своего письма?

- Ветлугин был у вас? - встрепенулся Демин. - Ой, как жаль, что я об этом не знал. Как с ним поговорить бы хотелось!