- Летать? - переспросила Магомедова.
- Да, летать, - повторил Демин. - Сидеть в кабине ИЛа, запускать мотор, отдавать от себя ручку на пикировании и тянуть на себя при выводе... и бить врагов из пушек и пулеметов, где бы они ни попадались. Ты же знаешь, Зара, что без воздуха я ничтожество. Только там я себя чувствую раскованным, гордым и сильным. Думаешь, риторика, мелодекламация? Нет, правда!
- Я верю, Коля, - тихо сказала Магомедова. - Поверь, что и мне хочется видеть тебя снова бодро шагающим к ИЛу, но только...
- Что, моя гадалка?
- Не скоро это произойдет.
Демин чуть-чуть поднялся, но тотчас же его пронзила тупая боль от ступни и до плеча, тяжестью наполнила позвоночник, и голова его снова упала на подушку.
- Ты добрая, Зара. Ты очень добрая и всегда стараешься смягчить неприятное. Есть люди, которые все пытаются усложнять, нагнетают черные краски, а ты самое суровое хочешь просвет тать. Ты молодец!
- Я же гадалка и вижу на многие годы вперед, - улыбнулась Зарема печально, но Демин решительно ЁОЗразил:
- Не-ет, все далеко не так, как тебе кажется. Ступня заживет, спина заживет, рука заживет, тем более потому, что там осколки сидели в мякоти. Но глаз? Что будет с ним, когда снимут повязку? Смогу ли я видеть посадочцую полосу, ориентиры, переднюю сферу, читать показания приборов, выполнять правый разворот, без которого невозможно маневрировать над целью?
Зарема громко вздохнула и нервным движением перекинула косу через плечо.
- Хочешь, я скажу тебе правду? - строго спросила она.
- Хочу.
- Я думаю, атаковать цели тебе уже не придется.
Ты пролежишь в госпитале не меньше месяца, а война уже на исходе.
- И я не увижу под крылом своей 'тринадцатой'
Берлин?
- Нет.
- Врешь, - сипло дыша, выкрикнул Демин, но тотчас же покосился с опаской на соседа по койке. - Врешь, Зарема. Это ты мечту свою пытаешься выдать за реальное. Сознайся, скажи, что это так. Ты не хочешь, чтобы я рисковал жизнью, вот и говоришь. Нет, я ещё на ноги встану и повоюю. И по Александерплац дам из эрэсов.
Магомедова погладила его руку, негромко повторила:
- Пет, Коля, я сказала правду. Не упрямься.
- Ты что? Больше маршала Жукова знаешь?
- Меньше, конечно, - ответила Зарема, - всегонавсего в объеме представлений фронтовой оружейнпцы, обслуживающей ИЛ-два. Но и этого достаточно.
- Мы ещё посмотрим, - не сдавался Демин. - История покажет.
- Смотри ты, какой Гай Юлий Цезарь нашелся, - неожиданно раздался с порога веселый гортанный голос. - Он теперь только историческими категориями размышляет.
В палату входили Чичико Белашвили и подполковник Встлугип. На гимнастерке у Чичико под распахнутым халатом сверкали боевые ордена, а у Ветлугина, как обычно, лишь две маленькие звездочки Героя Советского Союза. От его редеющих волос пахло духами, бритые щеки чуть-чуть лоснились. Ветлугин был сдержан, скуп в движениях и, казалось, сильно озабочен. Чпчпко картинно весел и возбужден. Демин сразу подумал, что своей паигранной веселостью Чичико хочет прикрыть смущенно и неловкость, неизвестно чем продиктованные. Да и глаза Ветлугина избегали глядеть прямо. И все-таки, несмотря на тревожное предчувствие, Демину стало тепло на душе, он и предположить не мог, что его так быстро иавестят однополчане, да ещё кто сам командир части.
- Уступи подполковнику место, Зарема, - сказал он своей любимой, но Ветлугин сделал рукой протестующий жест:
- Сиди, сиди, Зарема. Мы же рыцари и в присутствии дамы обязаны стоять. Тем более мы ненадолго.
Верно, Чичико, я говорю?
- Так точно, товарищ командир, - гаркнул грузин.
- И внизу нас ждет 'виллис', а на аэродроме дела.
- Святая правда, товарищ командир.
Ветлугин каким-то виноватым взглядом обвел грязно-серые стены и уставился на пятно, оставшееся, видно, после снятого портрета.
- Адольфик, наверное, висел?
- Так точно, товарищ командир, - с поспешностью подтвердил Белашвили. Острые глаза Ветлугина блеснули смехом, и он подмигнул Демину, как сообщнику.
- А ты откуда знаешь? Вешал его, что ли?
- Не имел чести, товарищ командир, - ухмыльнулся Белашвили. - Ну а уж если вэшать, то предпочел бы повэсить не портрет, а оригинал, - браво закончил Чичико, и все засмеялись. Ветлугип кивком указал на спящего на соседней койке человека, укутанного до самого подбородка одеялом.
- Твоего соседа завтра переведут в другую палату.
- Зачем? Он мне не мешает.
- На этой койке будет Зарема спать, твоя персональная сиделка. Я уже с подполковником Дранко договорился.
- С каким Дранко?
- С главным хирургом госпиталя. Он тебя оперировал. Это один из выдающихся наших хирургов. У меня в полку сын его служил, лейтенант Дранко. Двадцать боевых вылетов после летной школы успел сделать.
На двадцать первом самолет его прямым попаданием...
Сумел выпрыгнуть с четырехсот метров, но, пока приземлился на нейтральную, фрипы его из окопов, как мишень в тире, расстреливали. В госпитале его положили на стол уже без сознания, и отец оперировал. Только по родинке под соском узнал, что это сын. Сделал все, что мог, но юноша под ножом у него и умер. С тех пор старик к нам, летунам, как к родным детям относится.
- Какой же он старик? - пожала плечами Зарема. - Вчера мы с ним познакомились. Ему лет сорок восемь, ну пятьдесят. Вот разве что седой только.
- Под шестьдесят, Магомедова, - поправил Ветлу - гин, - а поседел он в ту самую ночь.
В комнате на минуту воцарилось тягостное молчание.
Чичико Белашвили горько вздохнул и, покачав головой, произнес какое-то смачное грузинское ругательство.
- Проклятый Адольф! Здесь его сняли, но мы его на флагштоке рейхстага повэсим и нэ будем снимать, пока муравьи ему глаза нэ выклюют.
- Ты хотел сказать - вороны, Чичико? - поправил его Демин.
- Нэт, я катэгорически сказал: муравьи, - стоял на своем грузин. Вороны такую падаль жевать нэ будут.
Все улыбнулись. Ветлугин достал пачку 'Казбека' и стрельнул в потолок душистым дымком. С тарелками на подносе в палату вошла кудрявая Женя Ильинская, кивнула Зареме, как старой знакомой.
- Ну что, жених и невеста, наговорились? - Потом с головы до ног оглядела пришедших проведать Демина летчиков и звонко воскликнула: - А вы чего стоите как в церкви, граждане? Да ещё в мое дежурство. Разве это порядочек? Сейчас вам стулья принесу.
Она переставила тарелки с подноса на тумбочки и быстро притащила два стула с мягкой обивкой. Вглядевшись в подполковника, пораженно всплеснула руками.
- Ой! А вы, наверное, Ветлугин будете?
- Ни дать ни взять, - полыценно согласился командир полка. - Но вы-то откуда меня знаете?
- Я?! - вскричала медсестра. - Да я все заметки про ваши подвиги прочитала. И в нашей фронтовой газете, и в 'Красной звезде'. А из 'Сталинского сокола'