ты на фронте, между прочим, зря носишь. Красиво, но непрактично. То ли дело шестимесячный перманент.

Удобно, дешево и сердито. А ты, как при своем короле Вахтанге.

- У нас не было Вахтанга, девочка. Вахтанг - это грузинский царь.

- А у вас какой башибузук был? Сама небось GQ помнишь? Ну да ладно, ложись скорее. В этой немецкой лачуге все-таки очень сыро и холодно.

Они накрылись тяжелым одеялом, и Магомедова растроганно заметила:

- Хороший ты человек, ЖенькаЧ Ильинская недовольно покашляла.

- Ладно, ладно. Ты мне сказок на ночь не рассказывай. Давно научилась и без них засыпать.

- Уй, да я не понарошке, я всерьез, - обиделась было Зарема, но Женька, подложив под щеку ладошку, уже сладко посапывала.

* * *

Измотанная за день, Зара уснула как убитая, и открыла глаза, когда за крохотным окошком уже вовсю бушевало апрельское утро. В квадрат окна сквозь зеленые кроны сосен лезло ослепительно голубое небо, где-то гудел самолет и нестройно палили зенитки. Соседняя подушка была смята. Зара приподнялась на локтях и увидела, что Женька в трусиках и белом лифчике старательно делает зарядку.

- Подъем! - весело закричала она, сорвала с Заремы одеяло и вдруг остановилась, как вкопанная, любуясь стройной фигурой своей новой знакомой. Зара лежала на спине, водопадом падали на неё длинные черные волосы расплетенной косы.

- Ой, да какая же ты красивая, - остолбенело проговорила Женька. - Да если бы я была этим самым старшим лейтенантом Деминым, я бы перед такой красотой на коленки встала.

- Ты тоже красивая, - добродушно улыбнулась Магомедова.

- Я? - недовольно переспросила медсестра. - Выдумываешь? А хотя, может быть, и так. Жалко зеркала пет в моем люксе, а то бы мы рядом встали. А?

Они быстро позавтракали в небольшой уютной госпитальной столовой, потом Ильинская побежала к хирургу и вернулась от него с хрустящим белым халатом в руках, явно торжествующая.

- Идем, Зарема, подполковник Дранко разрешил тебе пребывание в седьмой палате без ограничений. Будешь покидать палату лишь во время перевязок, да ещё когда 'утку' кто-нибудь из них попросит.

- Какую утку? - не сразу догадалась Зарема.

- Пхи, - прыснула Женька. - Сразу видно, что боевых ранений ты не имела и по госпиталям не нежилась.

Утка - это, иными словами, судно. Только не то, на котороч по Черному морю курортники плавают.

- Судно я знаю, - смутилась Магомедова.

- Слава богу, - вздохнула медсестра, - догадливое дите.

- Подполковник Дранко, наверное, очень добрый? - спросила Зарема.

- Мировой папашка, - выпалила Ильинская.

- И он очень любит... летчиков. Он вчера сказал, что всех, кого ему пришлось оперировать, - всех спас, кроме одного.

У веселой Женьки вдруг потухли глаза.

- Да, он сказал тебе правду. Он не мог спасти только одного летчика... Собственного сына.

- Что ты говоришь, - прошептала потрясенная Зарема.

У высокой белой двери они остановились, и Зарема долго не сводила глаз с белой таблички, где виднелась жирная семерка.

- Ой, Женя! Сердце колотится, - призналась она, - ноги чугунные стали. А я не должна, не имею права волнение ему показывать.

- Иди, иди, - сердито подтолкнула её Ильинская.

Зарема решительно открыла дверь и остановилась на пороге. Палата была довольно просторная, с большим окном. Две кровати стояли у противоположных гря.шовато-серых стен. Две тумбочки, два стула и два забинтованных человека. Даже не сразу установила Зарема, к какой из коек ей надо идти, потому что раненые лежа, и к ней головами, и сквозь марлевую занавеску она не сразу узнала Николая. Она быстро приблизилась к его изголовью и остановилась, опасаясь напугать его внезапностью своего появления. Но Демин, вероятно, её ожидал.

- Садись, - сказал он просто.

- Как ты узнал, что это я?

- Кто же ещё может так тяжело дышать? - слабо рассмеялся он.

- Откуда ты взял? Я совсем, совсем спокойна.

- Не выдумывай. Лучше скажи: кормили тебя или пет, где ночевала?

- У одной прекрасной девчонки, - ответила Магомедома. - У медсестры Жени Ильинской. Она меня накормила и напоила не хуже родной матери.

- Это хо-ро-шо, - протяжно одобрил Демин. А теперь бери стул и садись. В ногах садись, чтобы я тебя видел.

Устроившись у его ног, она робко подняла глаза.

Правая нога Демина от ступни до колена настолько плотно была обмотана бинтами, что представляла тяжелую култышку. На спине она тоже увидела повязку, и правая сторона лица была забинтована. Зара видела лишь часть его лба да разметавшиеся, жесткие оттого, что к ним давно уже не прикасалась расческа, вихры. Демин пристально смотрел на неё свободным от повязки широко раскрытым глазом. Шершавым языком облизывал сухие, потрескавшиеся губы.

- Ну что, видишь, какой я? Федот, да не тот.

I олос у него был хриплый и резкий, слова прозвучали грубовато, но Зарема сделала вид, что ничего этого ве заметила. Она опустилась на колени, Демин близко от себя увидел её странно похорошевшее лицо, свежее, будто росой умытое, радостный и тревожный взгляд её больших черных глаз.

- Ты такой же, как и всегда. Ты всегда для мер ч одинаковый, Коленька, - прошептала она. - И ты по можешь быть другим.

Стараясь не причинить ему боли, она едва прикоснулась к его губам.

- Так не целуют, - улыбнулся Демин и привлек оз к себе. - Бедненькая, ты, наверное, больше меня переживала?

- А ты как думал?

- Только не плачь. Ты же горянка.

- Горянки тоже плачут по любимым.

Оы нежно погладил её длинную черную косу и замолк.

- Ты о чем задумался? О будущем?

- Угадала, цыганка. О будущем.

- Если я цыганка, я его тебе предскажу.

- Попробуй.

- Давай ладонь.

Демин протянул ей здоровую руку и сладко зажмурится. После жестокого боя, полета домой на тяжело поврежденном ИЛе и мучительной боли во время операции, сейчас ему было так приятно в этой светлой палате, рядом с девушкой, которая вся до капельки принадлежала только ему. На длинных тонких ресницах Заремы давно уже просохли слезы, и она тараторила веселой скороговоркой опытной гадалки:

- Молодой, красивый, стройный, как джигит, зеленоглазый. Позолоти ручку, всю правду тебе расскажу.

- Чего же тебе дать? Разве вот осколки, вынутые во время операции. Но их куда-то хирург уволок.

- Щедрый, веселый, нежный, - продолжала бойко Зарема. - Длинная, длинная у тебя линия жизни. Раны твои быстро заживут, и как только отгремит салют победы, выпадет тебе большая, большая дорога. Ты не один отправишься в эту дорогу. Трефовая дама дарит тебе свою любовь. Слышишь, она ко всему готова, эта трефовая дама. Будут у тебя впереди и радости, и невзгоды, но трефовая дама никогда не оставит тебя. Ты долгодолго не состаришься, и трефовая дама тоже. Потом вырастут у вас дети и станут ласкать тебя и её в глубокой старости. Ну как?

- Получается, - засмеялся Демин, но снова помрачнел. - Только одного не сказала мне трефовая дама - буду ли я летать?