- Видите, их сколько, ребята? Если одновременный патрадительный залп дадут, небо как при солнечном зазмепии будет. Но вы все равно должны пробиться и накрыть бомбами цель. Потому что дело такого рода: война идет к концу, и этот психопат Гитлер любой фортель со своим химическим веществом может выкинуть. Так что я вас прошу, товарищи офицеры.

Демин со всех сторон обдумал задание. Где-то в душе шевельнулся приглушенный голосок командирского самолюбия, заставивший подумать, что он бы и всю эскадрилью не хуже сводил на цель, чем Чичико Белашвилп, которому это поручили. Изменил бы только построение маршрута при заходе в атаку, и все бы вышло как нельзя лучше. Но он тотчас же погасил в себе этот тщеславный огонек. Своего воздушного стрелка Демин тоже со всеми деталями ознакомил с планом налета на станцию. И вое же, когда две красные ракеты прочертили воздух над аэродромом, прежде чем занять свое место, подбежал к хвосту самолета, чтобы ещё раз напомнить Пчелинцеву некоторые детали. Картина, которую он увидел, заставила его опешить. Сержант с пилоткой в руке бегал вокруг киля штурмовика, то и дело припадал к земле, пытаясь кого-то накрыть.

- Ты чего? - остолбенело промолвил Демин.

- Подожди, подожди, командир, - отмахнулся Пчетшнцев. - Я его, ракалью, сейчас, сейчас... - Из-под пилотки с веселым стрекотом выпрыгнул серый кузпечик и скрылся в траве. 'Ну и пу, - развел руками старший лейтенант, - через три-четыре минуты выруливать, а он кузнечиков ловит. Ну ребенок великовозрастный!'

- Сержант Пчелинцев! - громко оказал Демин.

Леонид неуклюже взмахнул руками, нахлобучил серую от пыли пилотку, вытянул руки по швам.

- Слушаюсь, командир.

- Ну как не стыдно, Леня! - проворчал Демин. - Идем на сложную цель, а ты игрушки затеял Пчелинцев посмотрел на него обезоруживающе ясными глазами, щеки его побледнели.

- Да, нам же лететь... виноват, командир, больше не буду.

В его голосе прозвучала такая усталость, что у Деми - на сжалось сердце.

- Смотри, Леня. - Николай взял в руки планшетку. - До Вислы идем курсом двести восемьдесят семь.

Линию фронта пересекаем вот здесь. От этой деревни остался пепел. Здесь истребители могут атаковать с любых ракурсов. Варшаву обходим. На цель будем заходить от этого вот леска с высоты триста метров. А дальше по обстановке.

Тонкие брови у Пчелинцева взметнулись.

- Зачем же на высоте триста метров? Гораздо резоннее выйти к станции на бреющем, сделать 'горку' и атаковать. Больше внезапности и меньше риска.

- Смотри ты, какой умник! - сердито заметил Демин. - Когда станешь полком командовать, тогда и будешь принимать решения. Очень нужна мне сейчас твоя критика. - Демин внезапно осекся, потому что вспомнил, что и сам на предварительной подготовке высказал такое же точно мнение.

- Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав, - сказал Пчелинцев примирительно и, кинув пилотку на чехол, разостланный Замориным за хвостом самолета, стал натягивать на голову шлемофон.

- Смотри, Ленька, в полете как можно больше внимания. Как можно чаще сообщай, как ложатся разрывы, А эту химию мы накроем.

- И вы, маэстро, сочините новую песепку для фронтового ансамбля? поддел Пчелинцев. В шлемофоне он походил на девушку с нежным очерком губ и белизною щек.

- Пошел вон, дурак! - незлобиво выругался Демин.

Не успели они закрепиться ремнями в тесных кабинах, пахнущих нитролаком и металлом, как л воздух ушла третья сигнальная ракета.

- Я - Удав-тринадцать, я - Удав-тринадцать, - доложил Демин командиру группы Чичико Белашвили. - Выруливать и взлетать готов.

- Выруливать разрешаю, - ответил невидимый Чичико.

Зарываясь в пыль, поднятую самолетами, Демин повел свою машину к середине аэродрома. Вырулив на взлетную полосу, осмотрелся. Все двенадцать самолетов стояли пара к паре 'в затылок'. Осатанело кромсали голубой воздух черные трехлопастные винты. Гудели на малых оборотах моторы.

- Пошли! - вдруг яростно выкрикнул Белашвили, и первая пара ИЛов начала разбег.

Хорошее слово - разбег! Так же как и в жизни, в авиации надо хорошо разбежаться, чтобы потом стремительно набрать высоту. Так же как и в жизни, не умеющие вовремя набрать высоту и выдержать заданную скорость, неизбежно падают на землю в строгом соответствии с законом всемирного тяготения, открытым стариком Ньютоном в тот момент, когда на него упало яблоко.

Но в эскадрилье Чичико Белашвили были опытные летчики. Они до того быстро выполнили взлет и так точно построились клином, что даже полковник Заворыгин, провожая пх цепким взглядом с земли, одобрительно покачал головой, сказав начальнику штаба:

- Запиши им по благодарности, Колосов. Каким изумительным строем пошли. Как на параде. Крыло в крыло.

А Чичико Белашвили, словно желая подтвердить вышесказанное, прежде чем лечь на боевой курс, ещё раз провел над штабной землянкой свою группу в двенадцать самолетов на высоте каких-нибудь пятидесяти метров.

С грозным гулом промчались тяжелые ИЛы над выцветающим по-осеннему травяным аэродромом и улетели на запад.

- Молодчина, Белашвили, - заметил Заворыгин. - Вот что называется собранный офицер.

- Да и Демин хорош, - прибавил начальник шгаба. - Посмотрите-ка, товарищ командир, как он повел свое звено.

Но Демин этой похвалы не слышал. Он делал все то, что должен делать летчик, совершающий полет в плотном строю. Бросал короткие взгляды на рядом идущие машины, чтобы не приблизиться к ним и не нарушить заданный интервал в два размаха крыла. Скользил глазами по черным стрелкам приборов, показывающих курс, высоту, скорость, давление масла и расход топлива, делал тонкие и точные движения ручкой управления и ножными педалями и успевал время от времени окликать своего воздушного стрелка вольной, совсем не уставной фразой:

- Что скажешь, Леня? Сзади все чисто?

И стрелок, подделываясь под его топ, отвечал так же вольно:

- Как в сказке, товарищ Удав-тринадцать.

- А разве в сказках все чисто? - смеялся Демин. - Одной нечистой силы сколько!

Скоро показалась и линия фронта. Сквозь плексиглас фопаря Демин увидел серую широкую ленту Вислы, разрушенные мосты через нее, темневшие слева, и черные, обугленные останки взорванного города. Был яркий солнечный день, небо над головой простиралось пссинясветлое, выстиранное ветром, а над Варшавой висела дымка и остовы когда-то красивых белых зданий громоздились, как скалы в глухом горном ущелье. За Вислой желтели отмели, и оттуда навстречу ИЛам уже брызнули первые зенитные трассы. Но Чичико Белашвили искусно обогнул разрывы, уводя за собой одиннадцать машин, словно заботливый вожак своих гусей. Демин, всегда ревниво относившийся к своему командиру, не удержался от мысленной похвалы. 'Ну и ловко же сманеврировал грузинский князь!' За Чичико Белашвили в полку прочно укрепилась кличка 'Князь'. Это он однажды на партийном собрании вскочил и, весь раскрасневшийся, пронзительным тонким голосом воскликнул:

- Отчего плохо бомбили? Отчего оставляли на поле боя непораженные цели? Оттого что гордости у нас настоящей мало.

- А ты-то сам знаешь, что такое настоящая гордость? - спросил тогда насмешливо Сашка Рубахин.

Чичико ударил себя в грудь кулаком и закричал:

- Я кинязь. Кинязь, понимаешь? А какая у кинязя кровь в жилах течет? Гордая, голубая, понимаешь? У меня дед был кинязь, отец кинязь, и я сам кинязь!

Но неугомонный Рубахин, знавший, что родители Чичико были разорившимися крестьянами, с убийственной иронией произнесу

- Сколько же у тебя было движимого и недвижимого имущества, князь Чичико? Небось две козы, и только?