ручку управления вперед, заставив нос самолета опуститься, и точно нацелился на второй вагон бронепоезда.
- К черту выпрыгивать! - закричал он хриплым от напряжения голосом. Иду на таран. Прощайте, ребята!
И все увидели - яркой кометой ринулся к земле подбитый ИЛ, оставляя за собой хвостатый огненный след, и врезался в бронепоезд. Огромный огненный столб встал на месте взрыва. Взлетел на воздух фашистский бронепоезд, погиб под обломками своего ИЛа и бесшабашный донской казак Сашка Рубахин. Когда полковнику Заворыгину доложили об этом, он молча снял фуражку с седеющей головы и встал. Встали все, кто находился в эту минуту в землянке.
- Начштаба! - строго выкрикнул Заворыпш. - Дайте боевую карту.
На пестрой двухкилометровке он отыскал узкую черту, обозначавшую железнодорожную ветку, острым ногтем провел крест-накрест две линии.
- Этого места мы никогда не забудем. После войны здесь памятник встанет.
...Полк Заворыгина шел на запад, занимая новые аэродромы, оставляя на старых славу и пилотские могилы.
Однажды вечером Заворыгин вызвал к себе старшего лейтенанта Демина, сурово сказал:
- Ну вот что, Николай Прокофьевич. Засиделся ты в должности рядового летчика, как в девках. Пора и по служебной лесенке подниматься. Словом, поздравляю тебя с назначением на новую должность. Примешь звено.
Четырьмя экипажами будешь командовать.
У Демина сжалось сердце при мысли, что придется ему покидать своих подчиненных, судьбами которых он так дорожил: Рамазанова, Заморина, Пчелинцева и, конечно же, Зару.
- Какое звено я должен принять? - спросил он неуверенным голосом.
- То, в котором служишь.
- А старший лейтенант Белашвили?
- Чичико? Можешь его поздравить. Тем же приказом назначен командиром эскадрильи.
- Значит, я не расстаюсь со своим экипажем?
- А зачем же мне тебя с ним разлучать? - Полковник Заворыгин сбил пепел с догоравшей в его крупных пальцах папироски и как-то подозрительно покорился на Демина.
Когда Николай пришел на стоянку, весть уже облетела аэродром. Он увидел помрачневшие глаза 'папаши'
Заморина, столкнулся с вопросительным взглядом Пчелинцева и откровенно печальным - Магомедовой. Позвякивая гаечными ключами, лежащими на широкой ладони, 'панаша' Заморин глуховатым баском произнес:
- Тут слушок прошел, товарищ старший лейтенант, будто вас на должность командира звена поставили и от нас забирают.
Николаи улыбнулся и посмотрел на Зарему. Она глядела на него какими-то выцветшими глазами.
- Как же так? - хмуро продолжал 'папаша' Заморпн. - Столько времени вместе, и вдруг...
- Слушок соответствует истине только наполовину, - несело признался Демин, продолжая смотреть на одну только Зарему. - Меня действительно назначили командиром звена. Но звена нашего. Так что держите головы выше, друзья. Вы теперь не просто экипаж, а экипаж командира звена. А вы знаете, что такое командир звена? - пошутил он. - Когда командир звена ведет на цель свою четверку, он не только её ведущий, но и флагман. Значит, вы экипаж флагманский, и я вам ещё крови попорчу. Берегитесь! - он вдруг увидел, как быстро отвернулась Зарема и кулачками стала протирать глаза, словно в них попала соринка, а когда, овладев собою, снова взглянула на него, Демин остолбенел. Такими огромными стали эти черные глаза, и столько радости засияло в них.
- Как это хорошо, что вы опять с нами, товарищ старший лейтенант, смело выпалила она. - Нам не надо лучшего командира. Мы с вами готовы идти до самого Берлина, а если понадобится, то и дальше.
- Кавказские женщины всегда отличалась повышенным темпераментом, ревниво заметил Пчелинцев, отметивший эту бурную вспышку радости. - Однако в данном конкретном случае, как говорят штатные философы и ораторы, я солидарен с Зарой, товарищ старший лейтенант.
Демин брел по лесной опушке, незаметно для себя углубляясь в чащу. На западе догоревшее солнце оставило буро-красную полоску, и она ярко освещала рыжие стволы пахучих елей, а стволы берез заставила полыхать, как на пожаре. В этих багряных отблесках Демин в увидел сидящего к нему спиной на расстеленной плащпалатке Пчелинцева. У него на коленях лежала раскрытая клеенчатая тетрадь: он быстро заполнял очередную страницу. Чуть-чуть шевелились припухлые губы, будто хотел Пчелинцев произнести вслух то, что записывал, и не успевал за стремительной скоростью карандаша.
[I опять мягкое, одухотворенное лицо стрелка приятно поразило Демина. 'Какой молодец! Какой упорный!'
Но вот карандаш замер, словно стомалось его острие.
Пчелинцеъ поднял его вверх, потом прижал к губам и долго-долго думал. Демин хотел подойти незаметно, по ветка хрустнула под его ногой, и Пчелипцев обернулся.
- Ах, это ты. Как уссурийский тпгр подкрался.
- Преувеличиваешь, шел без всяких предосторожностей. - Демин приблизился к сержанту и нерешительно заглянул через плечо в тетрадь. - Ну, как пишется, дружище?
- Сегодня ничего, - охотно ответил Пчелинцев. - Пять страничек прибавил, а дальше уже ие пошло. Да и свет, как видишь, начинаем тускнеть над нашим миром.
Посмотри на березки, они все в крови. Как узпики в белых халатах, которых в концлагере расстреливают. Пять страничек под естественным освещением - эго хорошо.
Будут силы, я ещё сегодня ночью пару под искусственным светом к ним прибавлю. Мы, кстати, 'летучую мышь' достали. Это все хозяйственный 'папаша' Заморин отличается. Так что, если ночью в гости придешь, артиллерийской гильзы больше не увидишь. Выбросили.
Демин присел рядом на плащ-палатку, весело поинтересовался:
- Как же ты свой труд конспирируешь? Или ребята уже догадываются, что книгу пишешь?
- Какое там, - беспечно рассмеялся Пчелинцев. - 'Папаше' Заморину я объяснил, что пишу письма маме.
Каждый день пишу. Он человек положительный и к сыповпему долгу относится со святым уважением. Хуже с Рамазанокым. Хитрый татарин. 'Слушай, говорит, что ты за моду выдумал каждый день письма писать, да ещё в бухгалтерской кнпге какой то? Вчера маме писал, сегодня маме, завтра тоже маме? Ой, хитрый ты человек.
Наверное, одной любимой милашке пишешь, а делаешь вид, что 'маме'.
- И ты что же?
- Сознался, - хлопнул себя по коленке Пчелияцев. - Сказал, что милашке пишу. Он и отстал. Спасибо, что Зара к нам в землянку не ходит. Давно бы сообразила в чем дело, - нежно прибавил стрелок.
- Нам пора и на ужин, - сказал Демин.
- Пора, - равнодушно согласился Пчелинцев, и по взгляду его больших, затуманенных мыслью глаз понял Николай, как ему сейчас безразличны и этот лес, и догорающий закат, и предстоящий ужин. Леонид поднял с земли плащ-палатку, накинул на плечи, и они зашагали.
Шуршала плащ-палатка, когда они, сокращая путь, продирались сквозь кустарник, шуршали опавшие листья под ногами.
Две красные ракеты осколками посыпались на пожухлую осеннюю траву аэродрома. Они приказывали двенадцати экипажам занять готовность номер один.
Летчики и стрелки бросились по кабинам. Целая эскадрилья должна была лететь на сложное и ответственное задание. За Варшавой, распростершейся в черном пепле, за широкой быстроструйыой Вислой, близ города Коло, на одном малоприметном разъезде враг сосредоточил пять эшелонов. Об этом по рации передали из-за линии фронта наши разведчики. И ещё они передали, что из этих пяти эшелонов один загружен баллонами с химическим веществом, неизвестно для чего предназначенным. Показывая экипажам схему расположения зенитных батарей, сообщенную теми же разведчиками, полковник Заворыгин, сжимая губы, говорил: