все. Да еще, что в бою не теряется и коленки не дрожат, когда пз кабины вылезает поело посадки. Что ещё - любит Зарему Магомедову. Впрочем, 'то уже сверх анкеты. А вот о чем он думает, к какой цели стремится в жизни - разве это я зпаю!.. Слишком сложная конструкция человек, чтобы так просто можно было проникнуть в его мысли... Он и сам себя не всегда понимает. Взять хотя бы ыспя и Зару. Люблю я её или нет?'

Демин шумно вздохнул и сразу почувствовал, что выдал свое присутствие. Пчелинцев медленно обернулся, смерил его каким-то рассеянным взглядом.

- Это вы, товарищ командир, - произнес оп без гсякой интонации. У него было спокойное и усталое лицо.

Демин осторожно присел на краешек скамейки.

- Я не помешал?

- Да нет, - протянул сержант.

- Что это вы делаете?

Пчелинцев пожал плечами и отодвинулся на край скамейки, освобождая для командира побольше места.

- Так, записи всякие, - уклончиво ответил оп.

- Надеюсь, не дневник?

- А если и дневник? - неприязненно спросил Пчелинцев и чуть ли не в упор посмотрел в глаза командиру, - Вы не одобряете?

- Да нет, - засмеялся Демин. - Просто лишний раз хотел предупредить вас. Вы же не кадровый военный и можете не знать, что в дневнике нельзя указывать места дислокации, писать о потерях, материальной части. Фамилии командиров также под запретом.

Пчелинцев закрыл тетрадь, обмахнулся ею, как веером.

- Успокойтесь, товарищ командир, - сказал он с мягкой улыбкой, ничего этого в моих записях нет.

- А что же в них, если не секрет? - полюбопытствовал Демин, ощущая, что делает это прямолинейно и грубо. Про себя он подумал, что такой вопрос даже обидит стрелка. Но Пчелипцев не обиделся. Он только ответил ещё более уклончиво:

- Так, всякие размышления о жизни. Никаких военных тайн там нет. Как-нибудь узнаете, командир.

- Ну-ну, - со вздохом отозвался Демин, - буду ждать. Кстати, вылет перенесли на утро.

* * *

К вечеру самолет был полностью заправлен и подготовлен к очередному вылету. Заходящее солнце полировало неяркими лучами плексиглас на кабинах. Экипаж был свободен от трудовых забот. Сидя на скамейке, Пчелинцев рисовал оружейницу. Девушка сидела на груде брезентовых чехлов, поджав под себя колени, туго обтянутые форменной синей юбкой. Длинную черную косу она перебросила на грудь.

- Товарищ командир, заступитесь, - попросила она приближающегося Демина. - Приказал не шевелиться и не смотреть, как рисует.

Из-за худого сутулого плеча Пчелинцева Демин взглянул на рисунок, потом на строптивую натурщицу.

- Я вас могу порадовать, Зара, сходство великолепное.

- Еще бы! - пробасил 'папаша' Заморин. - Как же тут может не получиться? Зара - девка что надо.

Что очи, что брови, что коса. Такую хоть кистью, хоть nepoм писать можно.

Пчелинцев выпустил из рук карандаш, резко поднял голову.

- Пером гораздо труднее, - произнес оч с вызовом.

- Да что ты, Леня, - кокетливо воскликнула Магомедова. - Ласковые слова, их же в две минуты можно подыскать, а рисовать так долго, что того и гляди шейные позвонки полопаются.

- Ты не про те слова говоришь, Зара, - убежденно возразил Пчелинцев. Слова, которыми можно описать внешность человека, отыскиваются очень трудно. Их, как золото, надо добывать. Из-под земли, понимаешь?

И если добытое слово не блестит, его надо назад в землю выбрасывать. И затаптывать. Понимаешь?

- Ничего не понимаю! - весело воскликнула оружейпица. - Уй! Совсем ничего. Клянусь аллахом и осетинскими небесами.

- Осетинские небеса не помогут тебе этого понять.

А вот командир понимает.

- Что именно? - переспросрш рассеянно слушавший Демин.

- Как трудно подбирать слова, чтобы описать внешность человека.

- А-а! - Демин вдруг вспомнил, как мучается сам, когда сочиняет стихи, с каким огромным трудом ищет нужное слово, рифмы. Он подумал о черной клеенчатой тетради, которую видел в руках у воздушного стрелка, и его осенила неожиданная догадка...

Вылет, намечавшийся на шесть утра, перенесли на четыре, и Демину понадобилось оповестить об этом подчиненных. Было уже больше одиннадцати, когда он вышел из штабной землянки. Оружейннца Магомедова вместе с другими девушками жила тешерь в деревне, где размещался летный состав. Всех их о раннем подьеме предупредит посыльный из штаба полка. А вот остальные воздушный стрелок, механик и моторист - обитали прямо на аэродроме в землянке, оборудованной совсем близко от самолетной стоянки. Не с очень большой охотой отправился туда Демин. Приходить в экипаж, когда там Зарема, было гораздо веселее. Он шел в плотных сумерках по аэродрому и думал о ней. В последние дни они стали так маю видеться, и всегда на людях. Вылетов стало больше, времени на отдых меньше. Возвращаясь из боя, он всякий раз встречал её заждавшийся взгляд и не в силах бьп ответить на вопрос, кому он прежде всего адресован. Кажется, и Пчелинцева она встречала таким же взглядом. А он ведь тоже был к девушке неравнодушен. В полушутливой манере он часто признавался ей в любви, и она прекрасно понимала, что это не только шутка. 'Эх, если бы не война, - с огорчением думал про себя Демин. Завтра же переговорил бы с нею напрямки. Но на войне мне, командиру экипажа, её начальнику, стыдно. А почему, собственно, стыдно?

Разве я не парень в двадцать три года?' Он вдруг вспомнил утреннее озеро и её, спокойно входящую в чистую воду. Почувствовал, как стиснуло дыхание... Окрик часового вернул его к действительности.

- Стой! Кто идет?

- Свой.

- Пропуск?

- Киев.

- Проходите, товарищ лейтенант, - узнал его часовой, моторист из экипажа Чпчико Белашвили. - Небось идете предупредить своих о времени вылета?

- За этим, - подтвердил Демпн.

- Скажите им, чтобы светомаскировку не нарушали в землянке. Два раза уже предупреждал - Скажу, - пообещал Демин. Часовой бьп действительно прав. Приближаясь к землянке, Николай увидел тонкую желтую полоску света в узком продолговатом оконце. 'Вот шуты гороховые! - выругался он в сердцах. Плащ-палатку не могут натянуть как следует.

Придется снять стружку'.

Ржаво заскрипета на железных петлях дверь. Смешанный запах дегтя и нестираного белья ударил в лицо.

Дрогнул желтый язычок огня над артиллерийской гильзой, приспособленной под светильник После аэродромной тьмы свет остро резанул по глазам, и лейтенант на мгновение зажмурился. Раскрыв глаза, увидел плохо отмытые босые пятки дрыхнувшего на нарах 'папаши'

Заморина, сладко почмокивающего во сне Рамазанова.

Потом его взгляд остановился на сгорбленной спине Пчелинцева, сидевшего за столиком с березовыми ножками.

Острые лопатки сержанта чуть двигались, быстро бегал карандаш по листу. Стрелок настолько был увлечен, что даже поскрип двери пе заставил его обернуться. Стоя за его спиной, Демин певольпо прочитал слова, складывавшиеся в короткие звучные фразы:

'...ИЛы выплывали из небесной мутп, как дельфины из вспененного моря. Только дельфины были безмолвными и в штиль и в бурю, а ИЛы вели меж собой тревожную беседу. Эфир клокотал короткими