- Ты имеешь в виду страну или органы правосудия? 'Все перепуталось, и некому сказать, что, постепенно холодея...' - процитировал он любимого Мандельштама.
- Моя крыша едет давно и с возрастающей скоростью, - пожаловался я. Недавно я переспал с прекрасной девушкой, которой гожусь в отцы. Вместо того чтобы допросить ее. И она заплатила мне пятьсот баксов за ночь, чтобы я смог выкупить пулю у братьев славян. Хотя эта пуля сразила, слегка помявшись о затылочную кость, ихнего товарища по борьбе...
Костя устало помял переносицу.
- Можно, конечно, в этом номере еще посмотреть, - сказал он. - Более тщательно. Обратив внимание на окно... А что, тебя его ребята не слушаются? Не выполняют твоих заданий?
- Им хватает своих начальников, - сказал я. - Что смотришь? Не я породил эту ведомственность. Нет их начальника Грязнова на месте, а ты плохо координируешь усилия двух ведомств: прокуратуры и милиции.
Он молча кивнул, продолжая чаевничать, несмотря на мой воинственный настрой.
- Кстати, сегодня пошел уже шестой день после убийства телохранителя премьера, - сказал он. - Или пятый?
- Теперь придется сидеть и ждать, где и когда кокнут следующего. Специально он так делает, что ли... Чтобы вывести нас из себя. Чтобы захотелось заорать: ну давай, не тяни душу, мочи очередного! Вот тогда полегчает.
- А ты наркоман, - сказал Костя благодушно. - Вот не знал. Значит, сейчас у тебя ломка?
- Такое впечатление, что имеем дело с Робин Гудом, решившим почистить человечество перед Страшным судом, - сказал я. - Нельзя ли узнать, что водится за тем телохранителем. Какие грешки? Насчет Салуцкого мой Могилинец проверил: темный лес, сплошь коммерческие тайны. Хоть в этом не отстаем от Швейцарии. Может, поможешь? Хоть зацепочку.
Он кивнул. Потом поднялся с кресла. Подтянутый, серьезный, элегантный.
- Что-нибудь еще? - спросил он. - Говори. Или позвонишь потом, когда надумаешь.
- Потом, - сказал я. - Все потом. После очередного убийства. Ждать осталось недолго.
После его ухода я слонялся из угла в угол, рыча на всех, кто совал нос в дверь. Я бесился от бессилия. Всего-то один факт за полтора месяца. Удалось идентифицировать две пули. Хоть это подтвердилось... И все? Значит, этот тип мотается с двумя винтовками через границы, шлепает там кого попало... Общественность вытирает о нас ноги, дело взято под контроль уже всеми, кто способен об этом публично заявить. От прессы я пока успешно отбиваюсь, благо последние убийства происходили за священными рубежами. Словом, остается Горюнов со своими страхами. Неприятный малый, хотя дамам должен нравиться.
Слава неплохо его допросил. Так что тот попросил тайм-аут.
Та неделя уже прошла. Убили, но не его. Должен бы успокоиться. Вот бы показать ему фоторобот! Странно, что я не подумал об этом раньше. Никаких расспросов. Знаете или не знаете? В ваших интересах сказать правду. Только где его искать? Сейчас он должен быть на службе. Советует генералу, замминистра, куда направить тот или иной корпус либо дивизию. Или чем их вооружить. Или чем их кормить... Чушь собачья! Придет же в голову. Горюнов переставляет армии на карте, а генерал стоит возле стола и смиренно слушает...
Поди, советует, где достать кирпич, где цемент для чертовой дачи, от которой я мечтал помочь ему отделаться, да вот не удалось.
Бормоча себе под нос подобного рода неудовольствия, я набрал служебный номер Горюнова и замер в ожидании. Ну отвечай, не молчи. На заглянувшую в дверь Лару я замахал рукой: не до тебя!
- Капитан Селезнев у телефона, - послышался вежливый голос.
- Мне нужен Горюнов Сергей Андреевич! - сказал я.
- Кто его спрашивает? - вежливо спросил тот же голос.
- Из Генпрокуратуры. Старший следователь по особо важным делам старший советник юстиции Турецкий Александр Борисович.
Тот замялся, сверился, видно, с моим номером, засветившимся на табло.
- Сергея Андреевича нет. Он взял двухнедельный отпуск.
- Когда... - похолодел я. - Давно?
- Два дня назад.
- Он в Москве? - спросил я, все еще надеясь, что Горюнов живет в Теплом Стане, под охраной спецназа.
- Нет, он, как обычно, отдыхает на Алтае, в лесу. Там его любимые места. Там он катается на байдарке, охотится... Он будет звонить, что передать?
- Что по нему тюрьма плачет! - не выдержал я. - Или могила! Пусть выбирает. Иначе доставим прямо из тайги под конвоем!
Я бросил трубку. Это, конечно, лишнее. Наверняка капитан Селезнев доложит Горюнову о моем звонке. И тот, чего доброго, продлит свой отпуск до бесконечности.
Что вообще происходит? Я все время опаздываю. На день или на два. Или на ход. Меня постоянно все опережают. На месте генерального я бы поставил вопрос о моем служебном несоответствии.
Хотя бы за один этот звонок. Ах мы, видите ли, вышли из себя! Мы привыкли, что все раскрываем, как по писаному! Мы не привыкли к неудачам! А посему, надо признаться самому себе: стареем, мол.
Все просачивается сквозь пальцы. Невозможно ничего удержать. Ведь еще пару дней назад Горюнов был в Москве. Что стоило предъявить ему уже готовый с Божьей помощью фоторобот?
Надо взять себя в руки и кончать с этими капризами.
Я снова набрал номер Горюнова.
- Капитан Селезнев у телефона.
- Это опять я... - сказал я сдавленным голосом.
- Простите, кто это - я? - вежливо поинтересовался капитан Селезнев.
Спасибо, хоть не бросил трубку.
- Из Генпрокуратуры. Извините, что вам наговорил. Но дело есть дело, понимаете? Он нужен срочно. Даже больше чем.
- Когда? - осведомился капитан после паузы.
- Еще вчера, - сказал я.
- Понятно. Так что я должен ему передать?
- Во-первых, не то, что я наговорил, - сказал я. - Во-вторых, в его интересах будет с нами связаться. Пусть отдыхает там, где отдыхает, но пусть обязательно найдет возможность связаться со мной.
- А что-нибудь...
- Нет, ничего. Он чист. Просто нужен как свидетель - и ничего больше.
- Я передам, - сказал вежливый капитан и положил трубку.
Ночью в семейной казарме лейтенант Тягунов выяснял отношения с молодой женой. Преимущественно шепотом.
- Теперь запрешь меня здесь, да? - спросила Алла.
- Тебя запрешь...
- Ну, Павлик, здесь такая скучища. Я не спорю, я за тобой хоть на край света, как обещала... Но я все- таки Гнесинку закончила. Это когда еще ты у меня станешь министром или маршалом! А пока ты лейтенант - что хочу, то и делаю. Понял?
И тут же оба вздрогнули от смеха, донесшегося из-за фанерных перегородок, о которых они запамятовали.
- Чего захотела! - послышалось слева. - Маршалом... Я своего старлеем никак не сделаю.
- Так то ты! - отвечали справа. - У твоего лейтенанта папа не генерал, а сама писарю отказываешь... А кто ему понравится, того хоть генералом сделает. И никого не спросит.
Алла прыснула, прижалась теснее к мужу. Ну, попали... Все - всё слышат. Никакой личной жизни.
И тут под окном послышались переборы гитары. Чей-то голос запел 'Серенаду' Шуберта.
Алла приподнялась на локте.
- Боже... Шуберт? В этой дыре? Кто так поет?
