Шустов достал из кармана платок и вытер им шею и лоб.

– Ра-разумеется, – сказал он, пытаясь выдавить на губах улыбку.

– В таком случае, – с улыбкой сказал Денис, – считайте, что мы договорились. С сегодняшнего же дня Ефим Виленкин будет объявлен во всероссийский розыск.

Шустов раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но Денис остановил его жестом.

– Не стоит меня благодарить, Зелек Александрович, – сказал он с вежливой улыбкой. – Я просто делаю свою работу. Так же как вы делаете свою. Кстати, помните, я сказал вам, что у меня появилась кое-какая информация относительно убийства Гординой.

Шустов сглотнул слюну и поспешно кивнул.

Денис не торопясь вынул из кармана диктофон, положил его на стол и нажал на кнопку.

Раздался шум, похожий на чей-то горестный, протяжный вздох.

– Дефект пленки, – пояснил Денис. – Сейчас начнется.

«Да... – сказал громкий женский голос. – Ты меня знаешь, я церемониться не стану...»

«Подожди, – ответил мужской. – Давай не будем пороть горячку».

«Насчет „пороть“ – это ты к своим потаскушкам. Я на твои масленые глазки не клюну».

«Но...»

«Никаких „но“. В общем, так, душа моя, либо ты возвращаешь, что мне причитается, либо завтра же заявление ляжет на стол прокурору. Вместе с записью этого разговора».

«Подожди... Ты что, записала наш разговор на пленку?»

«Поразительная догадливость! И какая быстрота мысли!»

«Хм... Ну что ж, это меняет дело».

«Рада, что ты пришел к такому выводу...»

Денис нажал на «стоп». Посмотрел на бледного Шустера:

– Ну что скажете, Зелек Александрович?

– По поводу чего?

– По поводу только что услышанного. На пленке был ваш голос?

Зелек достал из пачки, лежащей на столе, сигарету. Прикурил от зажигалки. Несколько раз глубоко затянулся.

– Ну? – спросил его Денис.

Шустов улыбнулся.

– Вы знаете, Денис Андреевич, – сказал он спокойным, уверенным голосом, – качество записи не позволяет сказать мне со всей определенностью, что этот голос принадлежит мне.

– Вижу, вы взяли себя в руки, – усмехнулся Денис. – Ну, может, оно и к лучшему. Так, говорите, этот голос не ваш?

– Почему? – сказал Шустов, отгоняя от лица сигаретный дым. – Вполне возможно, что мой.

Денис внимательно за ним наблюдал.

– Нельзя ли послушать дальше? – попросил Шустов. – Чтобы окончательно убедиться.

– Это ничего не изменит, – сказал ему Денис. – Качество записи на всей пленке одинаковое.

– Ай-яй-яй, – покачал головой Шустов. – Ну, значит, ничего не поделаешь. А вообще... – Шустов сделал паузу, чтобы затянуться, – какая разница, мой на пленке голос или не мой? Ведь в том кусочке, который вы дали мне прослушать, не говорится ничего определенного.

– Доли Гордина просит вас вернуть, что ей причитается. А в ответ угрожает положить на стол прокурору какое-то заявление.

– «Какое-то заявление»... «Что ей причитается»... Какие-то расплывчатые, ничего не значащие фразы. На основании этих фраз невозможно сделать никаких выводов. Ведь так, Денис Андреевич? А насколько я понял, никакого криминального продолжения или предисловия у этой записи нет. Иначе мы с вами беседовали бы в другом месте.

Шустов замолчал и выжидательно посмотрел на Грязнова.

В ответ Денис улыбнулся, взял со стола диктофон и убрал в карман.

– Ну что ж, – спокойно сказал он, – в другом месте, значит, в другом месте. Мне пора.

Денис поднялся с кресла и направился к выходу.

– Подождите, – окликнул его Шустов.

Денис остановился.

– А ведь у вас ничего на меня нет, так ведь, Денис Андреевич? И запись эта ваша – полная туфта. Не знаю, где вы ее раздобыли, но это явный обрывок.

Денис пожал сутулыми плечами и, ничего не ответив, покинул кабинет.

В приемной было пусто. Секретарша Оля вышла куда-то по своей надобности. Дверь, ведущая в кабинетик труженицы Наташи, была плотно затворена.

Денис подошел к Олиному столу и от нечего делать пробежался по нему глазами. Ничего интересного он не заметил. Собрался уже уходить, как вдруг запиликал сигнал селектора. Денис, мгновение поколебавшись, нажал на кнопку.

– Оля, – раздался из динамика встревоженный голос Шустова, – Кирилла ко мне. Ремизова. Срочно.

Скрипнула дверь, и в приемную, на ходу роясь в сумочке, вошла секретарша Оля.

Денис быстро отошел от стола. Встретив на себе недоуменный взгляд Оли, он подмигнул ей и, сказав: «Я бы на вашем месте начал искать другую работу», вышел в коридор.

Денис покидал гостеприимные стены радиостанции «Свободная волна» в твердой уверенности, что, во- первых, исчезновение Ефима Виленкина напрямую связано с делом Гординой, во-вторых, что Шустов прекрасно знает, что произошло с Виленкиным, и, в-третьих, что убийство Гординой заказал не кто иной, как Зелек Шустов. Последнее убеждение основывалось на чистой интуиции. Два первых имели под собой прочные основания.

Елена Озерова сидела на диване перед включенным телевизором и прислушивалась к звукам, доносившимся из кухни. Судя по этим звукам, бесстрашный рыцарь Филя Агеев воевал с яичницей, и явно собирался выйти из этой схватки победителем.

– Вот дуралей, – с улыбкой проговорила Лена.

Филя не разрешил ей приготовить завтрак, заявив, что раз уж она его гостья, то пусть сидит на диване, смотрит телевизор, а всю грязную работу (приготовление завтрака, накрывание на стол и уборку квартиры) он берет на себя.

Лена попробовала возразить, но Филя тут же завел речь об отвратительных итогах женской эмансипации, и говорил об этом так эмоционально, что Лена предпочла замолчать.

– Вот и правильно, – сказал ей Филя. – В конце концов, никто не сможет разобраться на моей кухне так хорошо, как это умею делать я.

Судя по грохоту сковородок и звону тарелок, то и дело долетающим с кухни, Филя явно переоценил свои возможности.

– Все готово! – провозгласил он через двадцать минут. – Где пожелает есть прекрасная дама? На кухне или в гостиной?

– Мне все равно, – пожала плечами Лена. – Однако войти на кухню после того, как на ней побывали вы, я бы не рискнула. Судя по звукам, там шла настоящая битва.

Филя опустил глаза и скромно сказал: