— Он не обязан это делать, чтобы доказать, что достоин меня.

— Ты его любишь? — задала вопрос Велси.

— Да.

— Тогда должна принять его обычаи.

Затем вперед шагнул Зейдист.

— Легче, Зи, — тихо проговорил Фёри, оставаясь около своего близнеца.

О, Боже, хватит.

Братья выходили по одному снова и снова, задавая один и тот же вопрос. Когда они закончили, Фёри взял кувшин с водой и вылил ее в чашу, наполненную солью. Затем окатил этой густой, соленой жидкостью спину Рофа.

Бет покачнулась, увидев, как судорожно сократились его мышцы. Она не могла себе представить, что он сейчас чувствовал, но Роф не издал ни звука, лишь слегка осев на пол. Пока он пережидал боль, его братья рычанием выказывали свое одобрение.

Фёри наклонился и открыл лакированную шкатулку, вытащив оттуда девственно-белую ткань. Промокнув раны, он свернул материю и уложил ее обратно.

— Встаньте, мой повелитель, — заговорил он.

Роф поднялся. На его плечах полукружием древнеанглийских[144] букв было написано ее имя. Вырезано прямо в коже.

Фёри преподнес ящичек Рофу.

— Возьмите это для вашей шеллан, как символ вашей силы, дабы она знала — вы достойны ее, и отныне вашим телом, сердцем и душой повелевать только ей.

Роф обернулся. Пока он шел к ней, Бет тревожно всматривалась в его лицо. С ним все было в порядке. Более чем. Он поистине пылал любовью.

Опустившись перед нею на колени, он склонил голову и протянул ей шкатулку.

— Примешь ли ты меня как твоего? — спросил он, смотря на нее снизу поверх темных очков. Его светлые, слепые глаза сверкали, как бриллианты.

Ее руки дрожали, когда она принимала от него ящичек.

— Да. Приму.

Роф поднялся и она порывисто обняла его, стараясь не задеть спину.

Братья начали песнопение, тихий напев, слова которого были ей непонятны.

— Ты в порядке? — шепнул он ей на ушко.

Бет кивнула, размышляя над тем, почему ей не досталось имя «Мэри». Или «Сью».

Так нет же, ее угораздило стать Элизабет аж из восьми букв.

— Мы можем больше этого не повторять? — спросила она, спрятав голову у него на плече.

Роф тихо рассмеялся.

— Тебе лучше подготовиться, если у нас будут дети.

Пение становилось все громче, звучные мужские голоса набирали силу.

Она посмотрела на братьев, высоких, суровых мужчин, которые с этого момента стали частью ее жизни. Роф повернулся и приобнял ее. Вдвоем они покачивались в такт песнопению, ритм которого все нарастал, наполняя собой воздух. Братья пели в один голос, воздавая им должное на своем языке. Как будто бы став единым могущественным существом.

Но затем, воспаряя над остальными, высокой сильной нотой зазвучал чей-то голос, взмывая все выше и выше. Этот тенор был столь чистым, столь совершенным, что кожа покрывалась мурашками, а грудь томительно сжималась. Мелодичные звуки достигли апогея, возносясь со всем их величием к самому потолку и превращая комнату в собор, а братьев — в живой храм, вместилище Духа Святого.

И приближая самый рай настолько, что, казалось, его можно коснуться рукой.

Это был Зейдист.

Его глаза были закрыты, голова откинута назад, а рот широко открыт, и он пел.

У изуродованного шрамами, лишенного души был голос ангела.

Весь свадебный прием Батч старался не налегать на выпивку. Что оказалось не так уж и тяжело. Слишком он был занят, наслаждаясь обществом Мариссы, но при этом и не упуская возможности понаблюдать за Бет с ее новоиспеченным мужем. Господи, какой же счастливой она выглядела. А этот вампир — и по совместительству «злобная задница» — на жизнь с которым она только что подписалась, похоже, разделял ее чувства. Он и на минуту не выпускал Бет из своих рук, казалось, просто не мог не пожирать ее глазами. Всю ночь, пока длилось празднование, она сидела у него на коленях, а он кормил ее с руки, нежно поглаживая шею жены ладонью.

Когда празднование почти подошло к концу, Марисса поднялась со стула, намереваясь уйти.

— Мне пора возвращаться в дом брата. Вообще-то он ждет меня на ужин.

«Значит, вот почему она совсем ничего не ела».

Батч нахмурился, не желая с ней расставаться.

— И когда ты вернешься?

— Завтра ночью?

Чтоб его. Да это же почти вечность.

— Тогда я буду ждать тебя здесь, — сказал он, положив салфетку на стол.

«Ну и кто теперь слюнтяй?», пронеслось у него в голове.

Попрощавшись со всеми, Марисса исчезла.

Батч потянулся за своим бокалом вина, попытавшись притвориться, что его рука совсем не дрожит. Со всей этой кроваво-клыкастой чертовщиной он еще мог справиться, но вот чтобы привыкнуть к подобным исчезновениям, похоже, потребуется немного больше времени.

Спустя десять минут Батч осознал, что за столом не осталось никого, кроме него.

Желания возвращаться домой у него не было. К тому же, за этот день он попросту отстранился от своей реальной жизни, заткнув ее в отдаленный уголок сознания. Она стала сломанной деталью, которую Батч не намеревался впредь доставать, изучать или еще как-либо использовать.

Окинув взглядом все стулья, он подумал о людях… э, вампирах, что еще совсем недавно сидели на них.

Он не принадлежал этому кругу. Был чужаком, стремящимся проникнуть в их мир.

Хотя нельзя сказать, что быть «третьим лишним» являлось бы для Батча чем-то новым. Другие копы были не плохими ребятами, но он всегда общался с ними только в рамках работы, даже с Хосе. Батч никогда не захаживал к де ла Крузам на обед или типа того.

Скользнув взглядом по пустым тарелкам и полупустым бокалам с вином, он вдруг осознал, что ему некуда пойти. Нет такого места, где он хотел бы быть. Никогда прежде уединенный образ жизни так его не беспокоил. Скорее наоборот. Раньше он даже заставлял Батча чувствовать себя своего рода безопаснее. Так что теперь казалось довольно забавным, что быть предоставленным самому себе больше не выглядело такой заманчивой и классной штукой.

— Эй, коп. Мы рулим в «Скример». Ты с нами?

Батч поднял глаза. В дверном проеме стоял Вишес, а сразу за ним Рейдж и Фёри. На лицах вампиров застыли выжидающие выражения, словно они реально хотели бы зависать в его компании.

В этот момент он осознал, что у него на лице расплылась ухмылка, как у какого-то новичка, которому теперь не придется все же сидеть одному в школьной столовке.

— Ну, от небольшой попойки не отказался бы.

Поднявшись со стула, Батч подумал, стоит ли ему одеть что-нибудь попроще. Братья успели переодеться в кожу, но он не хотел расставаться с костюмом. Ему нравилась эта вещица.

Да пошло оно все. Ему нравился этот прикид, и он собирался в нем остаться. Даже если это было не в его обычном стиле.