– Мне жаль, что вы так плохо себя чувствуете.
– А-а. – И он снова опустил глаза на бумаги, которые она ему принесла. Он был не в состоянии продолжать разговор. Он скорее услышал, а не увидел, что Вирджиния встала.
– У меня к вам просьба, – проговорила она. – Вчера я сказала, что хочу, чтобы вы видели во мне друга. Если вы этого не желаете, прошу вас, скажите прямо.
Он взглянул на нее. – Нет, я хотел бы, чтобы мы были друзьями, – ответил он, стараясь, чтобы его голос больше не звучал резко или раздраженно. – Я ведь, кажется, вчера говорил вам об этом.
Она кивнула: – Однако люди иногда меняют свои решения.
– Люди, – повторил он, тщетно пытаясь улыбнуться.
Почувствовав боль в скулах, он понял, что с самого утра впервые свободно разжал челюсти. – Люди, но не я, – добавил он, когда ему наконец удалось улыбнуться.
– Неужели с вами никогда такого не было?
– Нет, никогда.
Она снова села и внимательно посмотрела на Палмера. Потом улыбнулась. – Трижды ура в честь не знающего сомнений капитана «Пинафора»! – с улыбкой процитировала она.
– Неправда, я лишь помощник капитана. – Он вздохнул, поняв, что в конце концов ему все равно придется поговорить с ней о Бэркхардте. – А капитан, – сказал Палмер, – принял на работу такого идиота, как Бернс, и подкинул его мне: мол, заботься и корми этого младенца. – Он с досадой качнул головой: – Ну что заставляет его держать у себя такого субъекта?
– Полноте, – сказала она. – Признайтесь, в душе Бернс вам даже нравится.
– Почему это он должен мне нравиться?
– Хотя бы потому, что он по-своему интересен. И еще потому, что он может быть полезен. Наконец, вам лично он просто нужен. Вот уже три довода, – сказала она. – Продолжать?
– Почему вы считаете его интересным? – спросил Палмер.
– Но это и в самом деле так, – настаивала она. – Даже его сумасбродство, его позерство, его дурные манеры, его великолепная наглость, но абсолютная неспособность понимать что-нибудь в людях, кроме самых низменных их побуждений. А его вид, эти волосы! Наконец, его умение дурачить людей.
Палмер наблюдал за ней все время, и ему было приятно, что она не избегает его взгляда, как прежде.
– Вы, видно, неплохо его изучили, – сказал он.
– Для женщин он не представляет загадки.
– Да, я заметил. – Палмер откинулся назад и на мгновение закрыл глаза. – Есть здесь что-нибудь крепче аспирина?
– Намного крепче?
– Что-нибудь сильнодействующее.
– А вы не пробовали что-нибудь успокоительное?
Он приоткрыл глаза. – Успокоительное от головной боли?
Она легонько усмехнулась: – Просто удивительно, до чего благовоспитанно вы дали мне понять, что я ничего не смыслю в медицине. Беру назад свое предложение.
– Я жаловался на головную боль, – пояснил Палмер. – А успокоительные средства предназначены для снятия нервного напряжения. У меня же просто легкое похмелье.
– Посмотрю, нет ли в моем столе кодеина.
– Благодарю вас. – Палмер повернулся в кресле, напряжение понемногу ослабевало. Неужели на него так подействовало ее немногословное участие? А может быть, еще и то, что они оба могли так свободно говорить друг с другом.
– Мне уже лучше, – сказал он. – Как это вам удалось сделать?
– А я колдунья, – сказала она. – Хотя колдуньи, к которым вы привыкли, обычно цыганки. Но первоклассное колдовство можно встретить только у кельтов. В этом деле они вне конкуренции. Раздался мягкий звонок интеркома.
– Извините. – Палмер нажал на кнопку.
– Некий мистер Лумис хочет говорить с вами, мистер Палмер.
– Соедините меня с ним. – Палмер выпрямился и удивленно поднял брови. – Некий мистер Лумис! – обратился он к Виржинии Клэри. – Будто существует еще какой-нибудь Лумис! – Он взял телефонную трубку.
– Палмер? – раздался старый, но еще очень живой голос.
– Мистер Лумис, – откликнулся Палмер. – Очень сожалею, что на прошлой неделе нам не удалось связаться с вами. Очень любезно, что вы позвонили.
– …до тех пор, пока они не упадут еще на один пункт, – услышал Палмер, как старик сказал кому-то на другом конце провода. – Хэлло, Палмер! У вас сегодня не занят ленч?
– Сегодня?
– Буду рад прислать за вами машину. Мы могли бы встретиться за ленчем в клубе.