– Шофер Калхэйна? – спросил Палмер.

Бернс кивнул. – А тебе по вкусу солидные дамочки? – спросил он. – Или ты не пробовал?

– Давно не имел с ними дела, – ответил Палмер.

– Прекрасное ощущение, дружище. Понимаешь, есть что пощупать.

– Возможно, – сказал Палмер. Он медленно поднялся, морщась от колющей боли в коленях. – Такси, наверно, сейчас не достать?

– Какое еще такси? – удивился Бернс. – Мой шофер довезет тебя.

Палмер взглянул на часы: – Нечего беспокоить его в такое позднее время, он уже спит.

– Мой шофер ложится спать вместе со мной, – заявил Бернс и бессмысленно захихикал, поглядывая на полуопорожненные бокалы. Он грузно плюхнулся в кресло, икнул и некоторое время сидел, уставясь на галстук Палмера. Потом перевел взгляд на его лицо. – Эй, дружище! – проговорил он наконец.

– И вам и вашему шоферу уже пора спать, – сказал Палмер.

Бернс медленно покачал головой.

– Скажи-ка мне, лапа, что думает твоя супруга, когда ты возвращаешься домой под утро?

Палмер некоторое время постоял в нерешительности, не зная, стоит ли отвечать или лучше попрощаться и уйти. Сам того не ожидая, он услышал, что отвечает: – Понятия не имею. Она уже спит, когда я прихожу.

– Никогда не ждет тебя?

– Нет. Разве только если я сообщу, что рано вернусь.

Бернс усмехнулся:

– И наутро не подвергает тебя допросу с пристрастием?

– Нет.

– Неужели не случается, чтоб она спросила, какого черта и где ты шатался до рассвета?

– Нет, насколько я помню.

Бернс вздохнул.

– Ах, прелесть моя, – протянул он нараспев, выговаривая слова немного в нос. – Ловко же ты устроился.

– Что значит устроился? – Палмер с удивлением обнаружил, что снова сидит в кресле.

– У него жена, которая ни в чем его не подозревает, а он еще спрашивает, что значит ловко устроился.

– Она просто привыкла к особым условиям моей работы, вот и все, – пояснил Палмер. – У меня всегда было множество деловых встреч.

– Вудс Палмер-младший, – нараспев произнес Бернс, – неужели вы и впрямь такой простак, каким прикидываетесь? Палмер сидел некоторое время молча. – Если я правильно понял вас, – медленно произнес он, – а выразились вы достаточно ясно, вы считаете, что я должен был воспользоваться такими подходящими условиями.

– Вот именно, – подтвердил Бернс. – И чтобы шито-крыто. В нашем городе не найдется ни одного женатого человека, который не мечтал бы о такой вот нелюбознательной жене. Скажи, детка, как случилось, что ты не воспользовался этой возможностью? Ни одного адюльтерчика?

Палмер легонько усмехнулся, откинувшись на спинку кресла. Самое время сказать «спокойной ночи» и уйти. Именно теперь.

– Могу сказать, – услышал он собственный голос. – Мне такая мысль и в голову не приходила.

– Никогда не поверю.

– Я даже не знал бы, с чего начать.

– Ты меня не дурачь.

– Ладно, хватит, – произнес Палмер, вставая.

– Послушай, все это разговорчики в пользу бедных, – заявил Бернс. – Вуди, перед тобой дядюшка Мак, и он понимает, что к чему. По твоим глазам я все вижу, меня не обманешь. Я заметил, как ты оглядываешь девочек с ног до головы. Не знаю, зачем тебе отпираться, дружище, бьюсь об заклад, ты отлично знаешь, с чего начать.

Палмер снова сел, взял первый попавшийся бокал виски, наполовину опорожненный, и сделал неторопливый глоток. Он успокаивал себя тем, что, во-первых, намек Бернса – это лишь выстрел наугад, который случайно попал в цель. Бернс просто не способен к такой наблюдательности. Да и когда ему было наблюдать. Но тут же он понял, что ему нечем крыть. Молчание – вот единственное его оружие. Правда, он не всегда умел им пользоваться. Молчание было оружием отца.

– Никаких комментариев? – немного выждав, спросил Бернс. – Ну и не нужно. – Он вздохнул, затем, крякнув, потянулся к Палмеру и похлопал его по колену. – Я знаю, Вуди, знаю обо всем, – сказал он. – Но, деточка, это вовсе не должно вас огорчать. Тут нет ничего дурного. Это лишь признак того, что вы живой человек, вот и все. Наилучший признак.

Палмер слегка поежился. Он чувствовал, что его губы беззвучно шевелятся. Он смочил рот глотком виски. – Со мной все в порядке, – сказал он медленно и очень тихо. – Покуда я держу себя в руках. – Эти слова звенели в его голове еще долго, после того как он умолк. Он понял, что сознание у него начинает уже раздваиваться – обычное следствие того, что он основательно выпил. Он снова мог видеть себя со стороны