прежде чем изнасиловать. Когда я потерял сознание, он знал, что мне уже здорово досталось. Он воткнул свой член мне в задницу не потому, что я ему нравился, а потому, что ему хотелось еще сильнее унизить меня.

Поджидал ли он именно меня? Или все равно кого? Было ли несчастье, произошедшее вчера ночью, предназначено мне? Или другому человеку? Какая разница, впрочем. Мне хотелось, чтобы в моем страдании был какой-то смысл, и поэтому я попытался убедить себя в том, что они охотились именно за мной. Я вспомнил, как кто-то смеялся, когда мы с Майей были на острове, и поклялся, что узнаю, кто сделал это со мной. Когда я разозлился, мне полегчало. Ну, не то чтобы полегчало, но все-таки стало немного лучше. Но потом я понял, что если мне действительно станет известно, кто это сделал, то мне уже никогда не удастся делать вид, что ничего серьезного не произошло. Понимаете, как я уже и говорил, я был уже не тот, что прежде.

Я позвонил Майе. Она заплакала и сказала, что уверена в том, что это был браконьер. Она долго ждала меня, а потом, так и не дождавшись, вышла поискать и подошла к полю, где меня избили, как раз в тот момент, когда Гейтс, включив маячок, быстро увозил меня, положив на заднее сиденье. То есть мне повезло в каком-то смысле. Во всяком случае, это не она обнаружила меня лежащим ничком на распаханном поле со спущенными до лодыжек штанами. Мне не хотелось больше говорить на эту тему, и я спросил ее об отце. Тогда она опять заплакала.

– Ты удивительный человек.

– Почему ты так говоришь?

– Тебя избили, а ты беспокоишься о моем отце.

Я ничего не ответил. Когда говоришь по телефону, легко изображать сильного молчаливого мужчину. Через час они с Брюсом приехали навестить меня. Я услышал, как мама сказала:

– Я провожу вас в его спальню, а потом принесу вам чая со льдом.

– Миссис Эрл, давайте я помогу вам приготовить чай. Пусть Майя и Финн поговорят наедине. – Ему хотелось поддержать меня. Но, как это ни удивительно, мне вовсе не хотелось оставаться с Майей наедине.

– Можно войти? – спросила она, постучав и приоткрыв дверь.

– Будь так добра. – Я изображал мужественную веселость.

Она вошла в комнату, улыбаясь, словно пытаясь убедить меня в том, что наступят и лучшие времена. Я думал, что когда она увидит меня, то опять заплачет. Лицо у меня опухло. Оно было пурпурно-черным. Нос мне сломали, а губы были покрыты струпьями.

– Ты забавный.

– Очень смешно.

– Выглядишь сексуально. Как боксер, который выиграл бой.

– Откуда ты знаешь о боксерах?

– Ничего. Знаешь, когда меня лошадь протащила, я полгода была похожа на разбитую тыкву. – Если бы она обратила внимание на выражение моего лица, то поняла бы, что я ждал другой реакции. Майя закусила губу и на минутку задумалась. – Хочешь, я опять выйду за дверь, а потом опять зайду и сделаю вид, будто вне себя от горя? Потому что мне и правда очень больно. Ведь это и моя вина тоже. Мне просто казалось, я должна развеселить тебя, чтобы ты перестал думать о произошедшем. – Она прекрасно понимала мои чувства, просто не знала, что случилось на самом деле.

– Почему ты говоришь, будто это твоя вина?

– Это же я уговорила тебя тайком уйти из дома вчера вечером. – Майя присела на край кровати и поцеловала мое левое ухо – это было единственное место на моей голове, которое не болело. – И я все еще хочу подарить тебе кое-что.

Майя просунула руку под одеяло и захихикала.

– Мы так долго не виделись.

Я оттолкнул ее руку.

– У меня два ребра сломано. – Честно говоря, я беспокоился не из-за ребер.

– Я бы этих гребаных браконьеров сама пристрелила!

Гребаных. Не самое удачное слово она выбрала.

– Это не Двейн.

– Он не единственный, кто нас ненавидит. – Майя, оказывается, считала меня «своим». – Его отец вообще извращенец. Самый подлый из всей их компашки. – Мне и в голову не приходило, что меня мог изнасиловать кто-то из тех, кто постарше.

– Извращенец?

– Да. Это отвратительно.

– Что он такого сделал?

– Говорят, его выгнали с молочной фермы Мак-Каллума, потому что застали за тем, как ему отсасывал годовалый теленок.

Брюс вкатил в комнату тележку с холодным чаем и печеньем. Столько всего произошло за последнее время, поэтому у меня совершенно вылетело из головы, что он покрасил волосы и стал выглядеть совершенно по-другому.

– О чем вы говорите? – спросила мама, угощая всех печеньем.

– О том, кто меня избил. – Я строго посмотрел на ее, чтобы она оставила меня наедине с моими друзьями. Вместо этого она села ко мне на кровать.

Брюс пододвинул себе стул.

– Финн, я говорил с Гейтсом. – В этот момент я подумал, что он знает правду. – Слава богу, что ты остался жив. Тебе еще повезло.

– Да, меня только избили. – Когда я жевал печенье, челюсть болела.

– Ты хотя бы знаешь, почему они сделали это?

– Может, потому, что я джентльмен и ученый?

– Это действительно так, сэр, – засмеялся Брюс. – И превосходный лжец впридачу. – На минуту он стал прежним Брюсом.

– Как это понимать?

– Мы с Финном понимаем, о чем идет речь. Старая шутка.

Мама встала с кровати.

– Майя, я хотела бы поговорить с тобой наедине.

– Конечно, – ответила она.

– О чем это? – подозрительно спросил я.

– На следующей неделе у тебя день рождения. Думаю, мы должны устроить вечеринку для тебя и твоих друзей.

– Не надо. – Дело не только в том, что у меня не было настроения веселиться. Мне стало страшно, когда я представил, как мама пытается шутить с моими друзьями, угощая их тортом и пуншем. Такого унижения мне не вынести.

– Да что с тобой, Финн? Это же твой день рождения, – удивилась Майя. – Нет, мы устроим праздник, нравится тебе это или нет.

Мама не очень-то обрадовалась, когда моя подруга сказала «мы».

Потом она подошла ко мне, поцеловала уцелевшее ухо и тихо произнесла:

– Я знаю, о чем ты беспокоишься. Предоставь это мне.

Они с мамой вышли из комнаты и спустились вниз. Брюс закрыл за ними дверь.

– Знаешь, Финн, похоже на то, что они поджидали меня. Ведь на тебе был мой пиджак, и ты бежал к нашему дому. А на улице было темно.

– И кому это было надо?

– После того как я объявил о том, что здесь будет построен молодежный центр, моя популярность несколько снизилась.

– Майя думает, что это был браконьер.

– Она во всем винит браконьеров.

– Две недели назад мы были с ней на острове. Кто-то нас преследовал.