И чуть вдали забелеет Германии берег песчаный, Свой стремительный бег в Гамбург богатый направь, В город, что, как говорят, был назван по имени Гамы, Коего кимвр-великан палицей тяжкой сразил.[548] Там обитает священник, известный своим благочестьем, Опытный не по годам пастырь христовых овец. Он — от меня половина, нет, более, чем половина, Так как я без него лишь полужизнью живу. Ах, для чего и за что разделен по велению неба Множество гор и морей я со вторым своим «я»! Он мне дороже, чем ты, мудрейший философ Эллады,[549] Был Клиниаду, чей род от Теламона пошел, Или тому, кто зачат хаонийкой и Зевсом Ливийским,[550] Был уроженец Стагир, славный наставник его. Он для меня — то же самое, что для царя мирмидонян[551] Феникс, Аминтора сын, чадо Филиры Хирон. С ним я впервые взошел по склонам горы Аонийской[552] К рощам священным на двух острых вершинах ее; С ним же, по милости Клио,[553] в ключе Пиэрид[554] я, счастливец, Влагой кастальской уста трижды успел омочить. Но вот уж трижды Этон с Овном на бегу повстречался,[555] Трижды ему расцветив золотом новым руно; Дважды украсила мир одеянием новым Хлорида,[556] Дважды зеленый наряд Австром[557] был сорван с земли; Я ж до сих пор не насытил глаза лицезрением друга, Слух свой не мог усладить голосом кротким его. Мчись, о посланье мое, чтоб Эвр[558] за тобой не угнался. Время не ждет, и не зря так тороплю я тебя. Может быть, друг мой получит тебя за беседой с супругой В миг, когда к мужу на грудь нежно склонится она; Может быть, ты подоспеешь к нему, когда он над Писаньем Иль над томами отцов церкви господней сидит, Иль орошает росою целительной веры христовой К пользе и славе ее ду́ши, нетвердые в ней. Где ни застанешь его, поздоровайся с ним поучтивей И за меня повтори всё, что сказал бы я сам. Главное ж — не позабудь, смиренные очи потупив, К речи, что скажешь ему, вот что присовокупить: «Вникни, когда улучишь передышку в сражениях с Музой, В эти стихи, что тебе друг из Британии шлет. Не погнушайся приветом сердечным, хотя запоздалым — Он от задержки всегда только приятней вдвойне. Разве приветствием мужним Икария дочь, Пенелопа[559] Пренебрегла потому, что запоздал он в пути? Но для чего я ищу оправданья вине несомненной, Тяжесть которой признал тот, кем написано я? Он преисполнен стыдом за то, что промедлил так долго Там, где ему поспешить властно предписывал долг. Грешник, свой грех осудивший, заслуживает снисхожденья. Тот, кто прощенья взалкал, наполовину прощен. Зверь самый дикий — и тот не тронет испуганной жертвы: Лев не терзает того, кто без движенья лежит. Даже у ловких копейщиков, жестокосердых фракийцев Крик о пощаде порой жалость в груди пробуждал. Дланями, к небу воздетыми, молнию предотвращают; Скромная лепта подчас гневных смягчает богов. Долго пославший меня тебе написать порывался. Дольше медлить с письмом дружба ему не дает, Ибо молва, а она не лжет, сообщая о бедах, Весть принесла, что кипит в землях саксонских война,[560] И полководцы-соперники к городу, где ты укрылся, Из сопредельных краев буйные рати ведут; Что по соседству с тобой Энио́[561] разоряет селенья И обагряет поля кровью сраженных бойцов; Что на Германию Фракию Марс променял беспощадный И несется по ней на одрисийских конях;[562] Что пожелтела листва на вечнозеленой оливе, И, не видя конца ужасам, на небеса Вновь возвратилась богиня — вершительница правосудья, Дева,[563] чье сердце страшат медные вопли букцин. Вынужден ты одиноко средь бедствий годины военной, Зная заботы одни, жить в чужедальней стране, Ибо лишь там ты нашел источники существованья, Коих в отчизне своей так и не смог отыскать. Родина, мачеха с сердцем, что тверже, чем белые скалы, В чье основанье прибой бьет у твоих берегов, Разве пристало тебе обходиться с сынами твоими Так, чтоб спасались они за рубежом от нужды, Чтоб в иноземных пределах себе пропитанья искали Те, кто ниспослан в сей мир богом всеведущим был, Дабы поняли мы, какою дорогою к звездам Может душа воспарить, плотское бремя стряхнув? Коль ты и впрямь такова, пусть голод духовный до смерти Будет уделом твоим в вечной стигийской ночи! Как не сравнить твои чада с Фесви́тянином Илиею,[564] Что принужден был бежать по каменистым тропам В глубь Аравийской пустыни от рук нечестивца Ахава, В ком сидонянка гнев против пророка зажгла; Иль с киликийцем-апостолом,[565] из эмафийских
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату