вот сюда в город они пожалуют, кишка тонка!…

— А вы думаете, тут их нет? — спросил Беляк, едва сдерживая смех. Ему захотелось посмотреть, какое будет выражение лица у Брынзы через несколько секунд.

— Что вы! Пх! — Брынза замахал руками.

— А за кого же вы нас принимаете — меня, моих друзей? — спросил Беляк и сделал знак Микуличу. Тот поднялся и встал у двери, опершись о косяк и заложив ногу за ногу.

— Как? Я что-то не понял?… — удивленно спросил Брынза.

Беляк повторил вопрос.

— Шутник вы, господин Беляк! — хихикнул Брынза. Он обвел всех взглядом, потер пухлой белой рукой лоб, и тут вдруг его маленькие глазки провалились куда-то вглубь и стали еще меньше.

— Руки вверх! — приказал Беляк подымаясь. — Обыщи его, Герасим.

Насмерть перепуганный Брынза поднял дрожащие руки.

Багров тщательно обшарил его карманы и поочередно передал Беляку: бельгийский пистолет, записную книжку со множеством занесенных в нее адресов и фамилий, исписанный лист бумаги, ключи от магазина.

Беляк перелистал книжку и покачал головой, затем прочел содержание бумажки. В ней шла речь о женщине — жительнице города, которую якобы навещают подозрительные люди.

Брынзу допросили. Он рассказал, что на службу к гестаповцам пошел добровольно, сразу же после прихода оккупантов в город, и работал у них под кличкой «Викинг», что выдал много советских людей, получив за это кучу денег и подарков.

Беляк решил вернуться к вопросу, который поднял вчера, в начале беседы с Брынзой. Он считал, что сегодня Брынза должен сказать правду, так как заинтересован в своем спасении.

— Кто тебя подослал ко мне? — обратился он к Брынзе.

— Никто… никто… по собственной инициативе… — залепетал тот.

— Кто знает о твоих сношениях с нами?

— Никто… никто…

— Как никто? — спросил Микулич, угрожающе надвигаясь на предателя. — А откуда тебе стало известно, что Беляк работает в управе?

Брынза потер рукой лоб, силясь вспомнить, и выпалил:

— Так мне рассказал об этом помощник господина… э… товарища Беляка, фининспектор Прохорчук… Он частенько бывает в магазине… по части налога.

Прохорчук действительно работал вместе с Беляком. Беляк посмотрел на Микулича и продолжал допрос:

— А что Прохорчук мог рассказать обо мне?

— Он говорил, что при желании вы можете налог уменьшить.

— Кому ты сказал, что отправился ко мне?

— Никому… ни одной душе.

Беляк попросил Микулича дать ручку, чернила и лист бумаги. Все это было приготовлено уже заранее и тотчас появилось на столе.

— Пиши то, что я буду диктовать, — приказал Беляк. — Ясно?

— Ничего мне не ясно… Я все рассказал… Писать ничего не буду, — запротестовал было Брынза.

— Будешь! — прикрикнул Багров. — Пиши!

Брынза взял ручку, обмакнул ее в чернила и вдруг завизжал во весь голос:

— Не могу!… Не буду… Я все рассказал… Вы отвечать будете… Я жить хочу…

— Пиши, не доводи до зла, — грозно предупредил Багров.

Лицо Брынзы покрылось испариной. Он снова обмакнул перо и начал писать под диктовку Беляка. Лицо его то бледнело, то краснело. Окончив писать, он взглянул на Беляка глазами, налитыми животным страхом, и поставил внизу свою подпись.

— Не все, — покачал головой Беляк. — Тебя в гестапо больше знают как «Викинга». Напиши и это разбойничье слово. Вот так! Теперь давай сюда. Посмотрим, как выглядит твой диктант. — И он медленно прочел вслух:

«Господин обер-лейтенант Бергер! Мне стало не по себе. Уж больно много сделал я пакостей на земле, на которой родился, и просит она меня досрочно к себе. Совесть мучает меня. Тени погубленных мною безвинных людей преследуют меня по ночам и не дают покоя. Не хочу больше болтаться по свету. Мое последнее предупреждение — не верьте коменданту города майору Реуту. Я знаю много про него, но уношу все с собой в могилу. Он продает вас. Поверьте покойнику. Я не говорил о нем, опасаясь, что мне не поверят. Вот и все. До счастливого свидания на том свете. Надеюсь, что оно не за горами. Брынза (Викинг)».

— Как будто ничего, — заключил Беляк.

Письмо уложили в конверт, запечатали. Брынза написал адрес: «Обер-лейтенанту Бергеру. В собственные руки».

— А теперь пойдем в комиссионный магазин, — объявил Беляк. — Это ключи от него?

Брынза промямлил что-то, кивнув головой.

— Пойдешь посередине, между нами, — предупредил Багров, — и будем о чем-нибудь мирно разговаривать… А если что-нибудь взбредет тебе в голову, фантазия какая-нибудь, прощайся со своей душой. Понял? Пошли.

Наутро по городу поползли слухи, что директор комиссионного магазина покончил жизнь самоубийством. Его нашли повесившимся в магазине. На прилавке лежало письмо, адресованное обер- лейтенанту Бергеру.

Секретарь окружкома Пушкарев и начальник разведки Костров сидели в предбаннике в ожидании своей очереди. Жарко горела маленькая железная печурка. Когда порывы ветра на секунду приоткрывали узкую дощатую дверь предбанника, дым из печурки валил клубами, лез в глаза. Второй день стояла непогода, — опять хозяйничала вьюга, частый гость в этих краях.

Во второй комнате, то есть в самой бане, мылась группа партизан. Шум голосов, плеск воды, шутки и одобрительное покрякивание моющихся явственно слышались за бревенчатой стеной.

Сережа Дымников доказывал кому-то, что в лесу партизанам немецкие минометы не страшны.

— Да я не про то говорю, — возражал кто-то. — Я тебе про Фому, а ты мне про Ерему. Я говорю, минометы страшны на передовой, на фронте, а ты ведь там не был.

— А тут тебе не фронт?

— Тут особая статья.

— Ну, это правильно, что особая, — согласился Сережка. — А мины я тоже видел. Мне довелось мост охранять, когда наши отходили. Наши обозы только на мост вкатились, а немцы давай мины пускать. Одна совсем рядом со мной упала. Дня три после этого ничего не слышал. Мины на фронте — это правильно…

— Вот видишь!… Про то я и говорю, — успокоился его собеседник.

Дымников пришел в лес, когда немцы были уже в городе. В качестве бойца истребительного батальона он вместе с другими прикрывал отход частей Красной армии и участвовал в подрыве моста. Сережа гордился тем, что до прихода в отряд был уже «обстрелян», первые дни важничал и в разговоре с молодыми партизанами бросал: «Ты еще, милок, пороху не нюхал, а уже болтаешь». На молодежь это производило впечатление, а старики посмеивались. Авторитет Сережи возрос еще больше после того, как они с комиссаром Добрыниным первыми открыли боевой счет партизанского отряда. На третий день пребывания в лесу комиссар в сопровождении Дымникова вышел на разведку к шоссе и устроил засаду, в которую попали несколько вражеских мотоциклистов. Добрынин был вооружен своей неизменной «ижевкой», Сережа — малокалиберной винтовкой. Они убили четырех фашистов, одного взяли живьем и