только в подвале. От этого все здание рушилось, как человек, у которого подрубили ноги — за несколько секунд.

Иракцы, чтобы хоть как-то развлечь иностранных журналистов, вновь организовали тематическую экскурсию по местам обстрелов.

Первая остановка была возле университета. Он почти не пострадал от авианалетов, но возле него в асфальте зияли две огромные воронки. В самом университете выбило взрывной волной несколько стекол в окнах, а осколки пробили портрет Саддама Хусейна, что висел перед входом. Этот портрет чем-то напомнил Сергею портреты Ленина, которые когда-то украшали улицы всех городов в Советском Союзе, но там художникам пространства для творчества было немного. Ленина изображали в кепке или без нее, но всегда в черном строгом костюме, а вот Хусейн красовался на этом плакате в черной мантии и четырехугольной шапке, будто был почетным профессором университета. Вероятно, Хусейн изредка устраивал фотосессии, где снимался в различных костюмах, в зависимости от того, где плакат намеревались повесить: если рядом с мечетью, то лидер Ирака позировал в наряде священника, а если возле армейской части — то в камуфляжной форме и с ружьем или автоматом в руках. Интересно, в чем он мог бы позировать для плаката, который предполагалось повесить возле детского сада?

Казалось, что американцы метили как раз в здание университета или скорее — в портрет, но уничтожать наружную рекламу — слишком нерационально, да и сам университет никак нельзя было причислить к стратегическим объектам. Впрочем, в любом случае, ракеты чуть сбились с курса и не долетели до него. И только когда Сергей подошел поближе, встал чуть ли не на самом краю сперва одной воронки, а потом другой и заглянул вниз, он понял, что американцы хотели попасть именно сюда. Он увидел на дне воронок перерезанные, развороченные кабели, которые сплелись между собой, точно клубок отвратительных змей. Раньше их тела были красными, синими, зелеными, желтыми, а может даже и серебряными, но теперь все они обгорели, стали черными.

— Ого, точнехонько по линиям связи долбили, — прокомментировал увиденное Игорь.

Как раз вот эти воронки показывать журналистам не стоило, ведь они доказывали, что американцы напрасно свои боеприпасы не используют, что мирное население не убивают, а стреляют лишь по инфраструктуре Багдада. Экскурсоводы быстро осознали свою ошибку, забирать отснятые кассеты не стали, но отвезли на рынок, куда угодило сразу две ракеты в тот момент, когда здесь шла торговля. Бойкая или нет — Сергей не знал. К тому времени, как он приехал на рынок, убитых уже убрали, раненных развезли по больницам и лишь на асфальте то и дело попадались пятна запекшейся крови, которые смывать никто пока не собирался.

То ли в системе наведения произошел сбой, то ли система ПВО, пока ее не уничтожили, повредила хвостовые оперения этих ракет, вот они и сбились с первоначального курса, взорвавшись на рынке.

Сотрудник «Таляляма», сопровождавший журналистов, показал пальцем на одно из этих пятен, потом присел рядом, и стал рассказывать, что здесь стряслось. Он говорил по-арабски и сопровождал свой рассказ эмоциональными жестами. Вскоре вокруг него собралась большая толпа то ли торговцев, чьи прилавки пострадали во время бомбежки, то ли прохожих, которым повезло уцелеть во время налета. Ни слова не понимая по-арабски, Сергей мог без труда догадаться о большей части того, что они говорили. Они манили за собой журналистов и водили их по рынку, показывая дырки от осколков — в стенках магазинчиков, на прилавках и в асфальте. Один из прилавков был залит кровью, как будто здесь разделывали мясную тушу. Кровь чуть подсохла, но все равно пахла отвратительно.

— В больницу поедем раненых снимать? — спросил Игорь.

— Если повезут — то поедем, — сказал Игорь.

В больницу их так и не доставили, очевидно, этого пункта в экскурсии не было, а чтобы он появился — требовалось много согласований. Но и то, что они сняли во время этой экскурсии, Громова вполне устраивало.

Он так и не успел дойти до автобуса, когда за несколько минут небо потемнело, точно наступило затмение. Ему не хотелось думать, что американцы применили здесь какое-то секретное оружие. Потом небо приобрело какой-то кровавый оттенок. Такое должно висеть над адом. Оно стало красным, как будто повсюду пылали пожары. Наверное, такое же небо висит над Марсом.

Громову в эти минуты совсем не хотелось оказаться на месте тех, кто высаживается на марсианскую поверхность и стоит под этим страшным небом, все никак не решаясь воткнуть в красный песок древко с флагом своей страны. От такого зрелища могут сдать нервы даже у самых стойких людей, кого вид крови нисколько не смущает.

Было такое впечатление, что пришло время страшного суда. Сейчас с небес начнут спускаться архангелы или кто уж там должен спустится с небес, чтобы забирать души праведников на небеса, а грешников … Лучше уж спрятаться где-нибудь, хотя бы в ближайшем доме, чтобы тебя никто не нашел или зарыться в землю. Но дома стали мрачными, мертвыми и чужими, а Сергею показалось, что их населяют мертвецы. Они сейчас начнут выбираться из своих жилищ — искать тех, кто еще остался жив.

— Что это? — спросил Игорь.

Ответа он не ждал, знал ведь, что никто ему не ответит.

Автобус, на котором они приехали, вдруг показался тем местом, где можно спрятаться от новой напасти, как можно было спрятаться в детстве от ночных кошмаров, если накрыться с головой одеялом.

— Песок, — успокоил всех сопровождающий, — это только песок. Начался ураган. Называется Хамсин.

Сергей подумал, что идея спрятаться в автобусе — не самая хорошая. Его ведь может унести ураган, как он унес домик с Элли, перенес его через неприступные горы, и она оказалась в Волшебной стране. Но если этот ураган подхватит их автобус, то никакой волшебной страны они не увидят. Они вообще больше ничего не увидят в этой жизни.

— Это знак, — услышал Сергей, но так и не понял, кто это сказал.

Он увидел, что знакомый фотограф, который работал на одно из иностранных агентств, в упоении снимает это красное, кровавое небо. Потом он узнал, что когда тот послал свои фотографии в Москву, ему сказали, что они вышли очень хорошие, беда только в том, что он забыл поменять фильтр на фотоаппарате. В Москве не поверили, что вот так может где-то на земле выглядеть небо.

Солнце едва-едва проглядывалось за плотными тучами песка, которые ветер принес из пустыни, но ураган прошел стороной, так и не затронув город.

Вечером в гостинице они сели смотреть телевизор, но там транслировались лишь местные каналы, а по ним шли очень однообразные передачи — несколько пропагандистских роликов, которые гоняли по кругу, так что если посидеть возле телевизора час-другой, то выучишь их наизусть.

Сергей думал, что по телевизору выступит с речью Саддам Хусейн, чтобы вдохнуть силы в свой народ. Но на экране он так и не появился. То ли не отошел от шока, то ли ему так еще не подготовили речь. Хотя, что может быть проще? Такие речи писались и не раз, можно на худой конец скомпилировать ее из нескольких, а начать, к примеру, со слов: «братья и сестры…».

В одном из роликов иракцы демонстрировали оперение сбитой ракеты, они вертели его в руках, хвастаясь перед камерой, как рыбаки пойманной рыбой.

— Ой, — сказал Игорь, хотел добавить, что он тоже это снимал, но так и не успел, потому что как раз в эту секунду в ролике показали его с камерой на плече.

— Ой, — сказал Громов, — так ведь это ты.

— Я, — согласился довольный Игорь. — Это же возле «Таляляма» снимали. Помнишь — там неподалеку ракета взорвалась? Вот я ее и снял, пока ты к включению готовился, ну а кто-то из местных — снял меня.

— Боюсь, что ты теперь у американцев в черном списке.

— Почему?

— Ты думаешь, они по головке погладят тех, кто в иракских пропагандистских роликах снимался?

— А меня никто не спрашивал. Вообще-то гонорар мне положен, за съемки в ролике. Не знаешь, сколько за это дают?

— Полгода в Гуантанамо, — пошутил Сергей, — ну, может, тебе срок немного скостят.

— Ха, — сказал Игорь, — не дождутся. Жаль только переписать этот ролик нельзя. Я бы с